ВСЛУШИВАТЬСЯ В ПРИРОДУ

2. ВСЛУШИВАТЬСЯ В ПРИРОДУ

Монтеневский стоицизм отдает несомненную дань уважения

природе, это мировоззрение в очень большой мере характерно для

людей эпохи Возрождения. "Не беспокойтесь, что не сумеете уме-

реть: сама природа, когда придет срок, достаточно основательно

научит вас этому. Она сама все за вас сделает, не занимайте

этим своих мыслей."

Цель человека - вслушиваться в природу; наиболее верное

средство для человека, помогающее преодолевать стоящие перед

ним трудности, - умеренность, она позволяет избегать уничтожа-

ющих личность крайностей, позволяет ей существовать в тех пре-

делах, которые поставлены самой природой.

"Мудрецы затратили немало усилий, чтобы предостеречь нас

от ловушек наших страстей и научить отличать истинные, полно-

весные удовольствия от таких, к которым примешиваются заботы и

которые омрачены ими. Ибо большинство удовольствий, по их сло-

вам, щекочет и увлекает нас лишь для того, чтобы задушить до

смерти, как это делали те разбойники, которых египтяне называ-

ли филетами. И если бы головная боль начинала нас мучить рань-

ше опьянения, мы остерегались бы пить через меру. Но наслажде-

ние, чтобы нас обмануть, идет впереди, прикрывая собой своих

спутников. Книги приятны, но если, погрузившись в них, мы ут-

рачиваем в конце концов здоровье и бодрость - самое ценное

достояние наше, - не лучше ли оставить и их." Думаю, здесь

уместно было бы вспомнить и известное изречение: " за удоволь-

ствия надо платить". Дело в том, что ничто не происходит в на-

шем мире, не оставляя следа. И у наслаждения, как и у любой

вещи, существуют в качестве присущих ему свойств различного

рода противоречия. Вопрос весь в том, как найти разумное рав-

новесие и уметь его поддержать.

"Красоту и изящество мы замечаем лишь тогда, когда они

предстают перед нами искуственно заостренными, напыщенными и

надутыми. Если же они скрыты за непосредственностью и просто-

той,то легко исчезают из поля столь грубого зрения, как наше.

Прелесть их - неброская, потаенная: лишь очень ясный и чистый

взор может уловить это тихое сияние." Мне кажется, что важную

роль здесь играет и настрой нашего зрения: что мы хотим уви-

деть, что разглядеть. И насколько это для нас важно: сколько

мы согласны потратить усилий ума, чтобы найти желаемое. Удов-

летворяющийся поверхностным взглядом, конечно же, не увидит

то, что внутри.

" Любой из нас гораздо богаче, чем ему кажется, но мы при-

учены жить займами и подаяниями, мы воспитаны так, чтобы охот-

неее брать у других, чем извлекать нечто из самих себя. Ни в

чем не умеет человек ограничиться лишь тем, что ему необходи-

мо. Любовных утех, богатства, власти - всего этого он хочет

получить больше, чем в состоянии насладиться ими. Алчность его

не знает удержу. Я полагаю, что то же самое налицо и в стрем-

лении к знанию. Человек притязает на то, чтобы сделать больше,

чем ему по силам и чем это вообще нужно, считая в науке полез-

ным для себя все без исключения, что она охватывает." Но мне

кажется, что такая тяга к "поглощаемости вещей" свойственна

людям изначально, по природе своей. Изменить же положение мож-

но, очевидно, волею разума.

3. ЕСТЕСТВЕННОСТЬ ИЛИ ВЕЛИКИЙ УМ

Для Монтеня примером стоического мужества являются прос-

тые люди, поступающие по велению своей натуры, стойко выдержи-

вающие все страдания и беды. "Сколько мне приходилось видеть

бедняков, не боящихся своей бедности! Сколько таких, что жела-

ют смерти или принимают ее без страха и скорби! Человек, рабо-

тающий у меня в саду, похоронил нынче утром отца или сына. Да-

же слова, которыми простой человек обозначает болезни, словно

смягчают и ослабляют их тяжесть. О чахотке он говорит "ка-

шель", о дизентерии - "расстройство желудка", о плеврите -

"простуда", и, именуя их более мягко, он переносит их легче."

Честно говоря, не думаю, чтобы бедняки "желали смерти" по

собственной воле, без давления на них определенных обстоятель-

ств жизни, бедности, нужды. И к слову об обозначении болезней:

действительно, достаточно часто встречаются случаи, когда уп-

рощая, делая менее "страшным" название болезни, люди и перено-

сят ее легче - но здесь все зависит от особенностей характера

человека: есть натуры, для которых преграды, опасности - лишь

дополнительный стимул к борьбе за выживание, вызывающий в них

новые жизненные соки; есть и другие, легче переносящие жизнен-

ные трудности тогда, когда их не воспринимать слишком сложны-

ми, тяжелыми. Однако я не о различиях душевных свойств людей.

Мне кажется, что, знай бедняки верные названия своих болезней,

не все из них упрощали бы "страшные названия", и вопрос здесь

стоит о хотя бы элементарном образовании людей, не теряя, ко-

нечно же, столь любимой Монтенем естественности.

 Отождествление высокой философской мудрости и народной муд-

рости позволяет Монтеню провести параллель между людьми высо-

чайшей просвещенности и образованности и людьми самыми просты-

ми. Только эти две категории людей, считает Монтень, достойны

уважения. "Метисы же, пренебрегшие состоянием первоначального

неведения всех наук и не сумевшие достигнуть второго, высшего

состояния ... опасны, вредны и глупы: они то и вносят в мир

смуту." Такое же суждение высказывается и в отношении твор-

чества: "Поэзия посредственная, занимающая место между народ-

ною и тою, которая достигла высшего совершенства, заслуживает

пренебрежения, недостойна того, чтобы цениться и почитаться."

Однако со свойственным ему самоуничижением к "сидящим между

двух стульев метисам" Монтень относит и себя, как, впрочем, и

большинство своего поколения. Ушедшие от первоначального неве-

дения по великой гордыне своей и не дошедшие до "великих умов"

по скудости ума своего, метисы - есть усомнившиеся. "Что каса-

ется меня, - говорит Монтень, - то я стараюсь, насколько это в

моих силах, вернуться к первоначальному, естественному состоя-

нию, которое совсем напрасно пытался покинуть."

В качестве примера "естественной" жизни Монтень приводит

жизнь туземцев Нового Света. Монтень проявляет интерес к осо-

бенностям социального строя, жизни и обычаев туземцев Америки,

противопоставляя эти нравы и обычаи порядкам, принятым у него

на родине. Устройство общественной жизни туземцев, по мнению

Монтеня, ближе к естественному, первоначальному состоянию лю-

дей, не исковерканных противоестественными социальными уста-

новлениями. "Эти народы кажутся мне варварскими только в том

смысле, что их разум еще мало возделан и они еще очень близки

к первозданной непосредственности и простоте. Ими все еще уп-

равляют естественные законы, почти не извращенные нашими. Они

все еще пребывают в такой чистоте, что я порою досадую, почему

сведения о них не достигли нас раньше, в те времена, когда жи-

ли такие люди, которые могли бы судить об этом лучше, чем мы.

Мне досадно, что ничего не знали о них ни Ликург, ни Платон;

ибо то, что мы видим у этих народов своими глазами, превосхо-

дит, по моему, не только все картины, которыми поэзия изуукра-

сила золотой век, и все ее выдумки и фантазии о счастливом

состоянии человечества, но даже и самые представления о поже-

лании философии. Философы не были в состоянии вообразить себе

столь простую и чистую непосредственность, как та, которую мы

видим собственными глазами; они не могли поверить, что наше

общество может существовать без всяких искусственных ограниче-

ний, налагаемых на человека. Вот народ, мог бы сказать я Пла-

тону, у которого нет никакой торговли, никакой письменности,

никакого знакомства со счетом, никаких признаков власти или

превосходства над остальными, никаких следов рабства, никакого

богатства, никакой бедности, никаких наследств, никаких разде-

лов имущества, никаких занятий, кроме праздности, никакого

особого почитания родственных связей, никаких одежд, никакого

земледелия, никакого употребления металлов, вина или хлеба.

Нет даже слов, обозначающих ложь, предательство, притворство,

скупость, зависть, злословие, прощение..." Не будучи достаточ-

но хорошо знакомой с историей туземцев Нового Света, я, одна-

ко, позволю себе заметить, что "столь простая и чистая непос-

редственность" отнюдь не вечна, она имеет место быть постоль-

ку, поскольку возраст этого общества еще не достиг того преде-

ла, за которым возникают разного рода проблемы, без решения

которых ставится под сомнение сам факт дальнейшего существова-

ния этого общества. Это может быть и проблема природных ресур-

сов, и целый комплекс вопросов, связанных с психологией людей,

например, неудовлетворенность какого-либо члена общества своим

социальным положением, ролью в обществе; и в случае, если в

таком положении окажется человек с задатками лидера, способный

убеждать и вести за собой, то наличие хотя бы конфликтных си-

туаций уже обеспечено (особенно, если таких людей окажется

несколько). Я не очень доверяю теории "положительности" чело-

века, ибо, на мой взгляд, в человеке изначально присутствует и

"черное" и "белое", причем приблизительно в равных пропорциях;

и это соотношение может сохраниться, наверное, только в соци-

альном вакууме. По ходу развития общества, как и любого орга-

низма, будут возникать и многие другие проблемы, требующие ре-

шения. Следовательно, сохраниться значениям всех описа-

тельнных "атрибутов" этого общества (отсутствие торговли, власти

и, конечно же,занятий, деятельности, необходимость в которой,

может быть, и является одной из первопричин развития общества) ,

не измениться в какой-то мере и укладу, структуре общества,

наверное, не удастся. А, следовательно, возможно и возникнове-

ние разного рода "искусственных" ограничений, накладываемых на

человека, и такое, изменившееся общество вряд ли уже будет так

восторгать Монтеня. Однако философ старается не рассматривать

подобных перспектив, восхищаясь укладом жизни и нравами

"чистого общества" (что на мой взгляд, несколько похоже на

праздные мечтания, но что, впрочем, можно понять, если

вспомнить, какая ситуация сложилась во Франции в годы напи-

сания "Опытов"), все же понимая временность такого благо-

получия: "Их способ ведения войны честен и благороден, и даже

извинителен и красив настолько, насколько может быть изви-

нителен и красив этот недуг человечества: основанием для их

войн является исключительно влечение к доблести. Они начинают

войну не ради завоевания новых земель, ибо все еще наслаждаются

плодородием девственной природы, снабжающей их, без всякого

усилия с их стороны, всем необходимым для жизни в таком изобилии,

что им незачем расширять собственные пределы. Они пребывают в

том благословенном состоянии духа, когда в человеке еще нет

желаний сверх вызываемых его естественными потребностями; все

то, что превосходит эти потребности им ни к чему. Всех своих

единомышленников, которые примерно одинакового с ними воз-

раста, они называют братьями, младших - своими детьми, ста-

риков же - отцами. Эти последние оставляют свое имущество в

наследство всей общине,без раздела и без всякого иного права

на владение им, кроме того,какое дарует своим созданиям, про-

изводя их на свет, природа. Если их соседи, перейдя через горы,

совершают на них нападение и одерживают победу, то вся добыча

победителя только в славе да еще в сознании своего превосход-

ства в силе и доблести; им нет дела до имущества побежден-

ных, и они возвращаются в свою область, где у них нет недо-

статка ни в чем, а главное в том величайшем благе, кото-

рое состоит в умении наслаждаться своей долей и довольство-

ваться ею. Так же поступают, в свою очередь, и они сами,

когда им случается быть победителями. Они не требуют от сво-

их пленных иного выкупа, кроме громко сделанного заявления,

что те признали себя побежденными; но в течение целого сто-

летия не нашлось среди них такого, который не предпочел бы

умереть, нежели хоть сколько - нибудь поступиться в своих

речах или действиях величием своего несокрушимого мужест-

ва; и не встретишь среди них такого, который из страха

быть убитым и съеденным унизился бы до просьбы о помиловании.

Они предоставляют пленникам полную свободу для того, чтобы

жизнь приобрела для них тем большую цену, и постоянно напоми-

нают им об их близкой смерти, о муках, которые им предстоит

вытерпеть, о приготовлениях, производимых с этой целью, о том,

как они разрубят их на кусочки и будут лакомиться ими на своем

пиршестве. Все это делается исключительно для того, чтобы выр-

вать у них хотя бы несколько малодушных и униженных слов или

пробудить в них желание бежать и таким образом, напугав их и

сломив их стойкость, почувствовать свое превосходство над ни-

ми."

Монтень считает жестокость этих в буквальном смысле слова

каннибалов более оправданной, чем жестокость его современников

европейцев. "Я нахожу, что гораздо большее варварство пожирать

человека заживо, чем пожирать его мертвым, большее варварство

раздирать на части пытками и истязаниями тело, еще полное жи-

вых ощущений, поджаривать его на медленном огне, выбрасывать

его на съедение собакам и свиньям ( а мы не только читали об

этих ужасах, но и совсем недавно были очевидцами их, когда это

проделывали не с закосневшими в старинной ненависти врагами,

но с соседями, со своими согражданами, и, что хуже всего,

прикрываясь благочестием и религией), чем изжарить человека и

съесть его после того, как он умер". Пожалуй, с этим можно и

нужно согласиться, сравнивая мораль времени инквизиции и обы-

чаи дикого племени каннибалов; хотя, впрочем, и сегодня гуман-

ность является не самым распространенным свойством души совре-

менных цивилизаций. Но в данном случае следует, наверное, ру-

ководстьвоваться принципом: "из двух зол выбирают меньшее",

так как при всем понимании исторических особенностей разных

временных периодов, я считаю злом любую жестокость, именно

жестокость, по отношению к человеку. По Монтеню культура, нра-

вы и образ жизни этих дикарей во многом превосходят европейс-

кие. "Потрясающее великолепие городов Куско и Мехико и среди

прочих диковинок сад их короля, где все деревья, все плоды и

все травы, расположенные так же, как они обычно произрастают в

садах, и с соблюдением их натуральной величины, были порази-

тельно искусно выполнены из золота, каковыми были в его прием-

ной и все животные. которые водились на его землях и в водах

его морей, и, наконец, красота их изделий из камня, перьев и

хлопка, а также произведения их живописи наглядно показывают,

что они нисколько не ниже нас и в ремеслах. Но что касается

благочестия, соблюдения законов, доброты, щедрости, честности,

искренности, то нам оказалось весьма и весьма кстати, что все-

го этого у нас не в пример меньше, чем у них; из за этого пре-

имущества перед нами они сами себя погубили, продали, предали.

Что до смелости и отваги, до твердости, стойкости, решитель-

ности перед лицом страданий, голода, смерти, то я не побоюсь

сопоставить находимые мной среди них образцы с наиболее прос-

лавленными образцами античности, все еще бережно хранимыми па-

мятью нашего мира по эту сторону океана...

Какая жалость, что это столь благородное приобретение не

было сделано при Александре или при древних греках и римлянах

и столь великие преобразования и перемены в судьбе стольких

царств и народов не произошли при тех, кто мог бы бережно

смягчить и сгладить все, что тут было дикого, и вместе с тем

поддержать и вырастить добрые семена, брошенные здесь самою

природой, не только привнося в обработку земли и украшение го-

родов искусство Старого Света, но также привнося в добродетели

туземцев добродетели греческие и римские! Каким это было бы

улучшением и каким усовершенствованием нашей планеты, если бы

первые образцы нашего поведения за океаном вызвали в этих на-

родах восхищение добродетелью и подражание ей и установили

между ними и нами братское единение и взаимопонимание! До чего

же легко было бы ей завоевать души столь девственные, столь

жадные к восприятию всего нового, в большинстве своем с прек-

раснейшими задатками, вложенными в них природою! Мы же посту-

пили совсем по иному, воспользовались их неведеньем и неопыт-

ностью, чтобы тем легче склонить их к предательствам, роскоши,

алчности и ко всякого рода бесчеловечности и жестокости по об-

разу и подобию наших собственных нравов. Кто когда нибудь по-

купал такою ценою услуги, доставляемые торговлей и обменом то-

варами? Столько городов разрушено до основания, столько наро-

дов истреблено до последнего человека, столько миллионов людей

перебито беспощадными завоевателями, и богатейшая и прекрас-

нейшая часть света перевернута вверх дном ради торговли перцем

и жемчугом: бессмысленная победа! Никогда честолюбие, никогда

гражданские распри, толкавшие людей друг на друга, не приводи-

ли их к столь непримиримой вражде и не причиняли им столь ужа-

сающих бедствий". Здесь остается только согласиться с Монтенем

в том, что в истории вообще всего человечества существует мно-

го моментов, при, будь это в нашей власти, изменении которых

судьба человечества и Человека оказалась несколько иной, по

нашему разумению более, ну что ли, счастливой.

Насколько это актуально звучит в наше время, можно понять,

если вспомнить, с какими трудностями сталкивается теперь евро-

пейская цивилизация в том, что касается экологии, охраны сре-

ды, заботы о здоровье, о всестороннем развитии человека и т.д.

Все это во многом следствие того, что западная культура пош-

ла по пути внешнего, поверхностного овладения природой, прене-

брегая человеческим фактором, фактором духовного, внутреннего

совершенствования.