Теория культурно-исторических типов

2. Теория культурно-исторических типов

Несколько особняком в эволюции русской идеи стоит культурологическая концепция Н. Я. Данилевского (1822-1885). Он был признанным идеологом панславизма, его знаменитый труд «Россия и Европы», по признанию современников, считался «катехизисом славянофильства». Несмотря на свою оригинальность и злободневность (книга «Россия и Европа» начала публиковаться с 1869 г. в журнале «Заря» как реакция панславизма на поражение России в Крымской войне 1853-1856 гг. и подавление Польского восстания 1863-1864 гг.), его теория цивилизации не стала знаменем социальных преобразований. В то время в России получает распространение марксизм.

Благодаря стараниями ряда последователей Данилевского его теория стала доступной зарубежным читателям, она стала прообразом широко известных в ХХ в. учений О. Шпенглера и А. Тойнби.

Согласно Данилевскому, развитие общества как естественно-исторический процесс подразделяется на культурно-исторические типы, или, что то же самое, цивилизации, которые, в свою очередь, подразделяются на этапы древней, средней и новой истории и охватывают основные сферы человеческой жизни – экономическую, социальную, политическую, духовную. «Основу естественной системы истории» образуют следующие культурно-исторические типы: египетский, китайский, ассирийско-вавилоно-финикийский, индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, ново-семитический (аравийский), германо-романский (европейский), мексиканский, перуанский и славянский.

Тем самым Данилевский обосновывает центральную идею своего труда: человеческая история не есть единая нить развития, а представляет собой историю отдельных «культурных типов». Из этой идеи вытекает определенная программная установка – прогноз. «Большей клятвы не могло быть наложено на человечество, - пишет Данилевский, - как осуществление на Земле единой общечеловеческой цивилизации. Всемирное владычество должно, следовательно, страшить не столько своими политическими последствиями, сколько культурными. Не в том дело, чтобы не было всемирного государства, республики или монархии, а в том, чтобы не было господства одной цивилизации, одной культуры, ибо это лишило бы человеческий род одного из необходимейших условий успеха и совершенствования – элемента разнообразия». (3; 492). Эта идейная установка. По сути дела, выражает суть открытого уже в ХХ в. одного из основных принципов организации больших систем (биологических, социальных, технических) – кибернетического принципа разнообразия как необходимого условия их функционирования, развития и управляемости.

Помимо того, что каждая цивилизацию подразделялась Данилевским на три этапа исторического развития. каждая из этих цивилизаций прослеживалась автором сквозь призму, расщепляющую человеческую деятельность на четыре категории: религиозную, культурную, политическую и общественно-экономическую. Преследуя цель теоретического обоснования славянофильства и сопоставляя славянский мир с деятельностью предшествующих культурно-исторических типов, Данилевский приходит к выводу о том, что «славянский культурно-исторический тип в первый раз представит синтез всех сторон культурной деятельности в обширном значении этого слова… Мы можем надеяться, что славянский тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типов. Особенно оригинальной чертою его должно быть в первый раз имеющее осуществиться удовлетворительное решение общественно-экономической задачи». (3; 492).

Для современников культурологическая концепция Данилевского представляет ценность, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, в его книге обнаруживаем классический образец культурологического исследования человеческой истории, предполагающего способы предотвращения «социальной энтропии, рассеяния творческой энергии культуры» (Н. Бердяев). Во-вторых, в этой книге обнаруживаем мощный заряд оптимизма и уверенности в жизнеспособности славянской культуры в целом и русской, в частности.

3. Культурологический гуманизм Ф. Достоевского и Л. Толстого

Многие проблемы, впоследствии так волновавшие представителей человечества ХХ века, отразились в творчестве русских писателей-романистов и мыслителей второй половины XIX века – Л. Толстого и Ф.Достоевского, составляющих в своей художественной, философской и этико-религиозной взаимодополнимости своего рода смысловую «пару» - самоотображение бинарности русской культуры как целого.

Толстовский герои, выражая собой и своими внутренним миром открытие писателем «диалектики души», наглядно представляют собой процесс, в котором противоположности душевных состояний, социальных и философских позиций незаметно сменяют друг друга и воплощают, таким образом, идею бесконечности духовно-нравственных исканий человека на пути к другому человеку, к непостижимому совершенству, к Богу; их индивидуальную неповторимость и вариантность. Процессуальность не только каждого человека, но и мира в целом придает творчеству Л. Толстого исключительный динамизм и гибкость в понимании логики исторического процесса, личностного психологизма, нравственно-религиозных исканий, отвергающих казенный догматизм официальной церкви и грубые суеверия древней мифологии.

Герои же Достоевского демонстрируют свою изначальную и глубоко укорененную раздвоенность; психологические, социальные и философские противоположности сосуществуют в мире героев Достоевского одновременно, в том числе в душе каждого из них. Человек, по Достоевскому, есть бесконечная и едва ли не безысходная борьба: с самим собой и с другими, борьба личностей и их идей, нравственно-религиозных и философских позиций и поведенческих поступков, противоречивых влечений и страстей, ценностно-смысловых установок и оценок. Подобный сложный и противоречивый взгляд на мир привел писателя к созданию неизвестного до того мировой литературе и культуре «полифонического романа», в котором сюжетные линии, идеологические споры, противоборство персонажей между собой и т.п. сочетаются в виде бесконечного, незавершенного и в принципе незавершимого, открытого в жизнь диалога.

Если Л. Толстой стремился отразить бинарность русской культуры через временную последовательность противоположностей, через развитие человека от одного душевного состояния к противоположному – монологически, то Достоевский выражал бинарность русской культуры через пространственную и смысловую многомерность, через полифонизм идей и характеров, ситуаций и сюжетных линий, диалогизм поступков и слов. При этом Л. Толстой, тяготея к «всемирной отзывчивости», всечеловечности, как бы компенсировал свою явную центробежность монологизмом авторской оценки, авторскими «всеведением», подобным позиции создателя-демиурга; что же касается Достоевского, то его славянофильские, почвеннические симпатии к национальной специфике и национальному избранничеству России восполнились полифонизмом художественного мира, где приницп относительности, релятивности, распространенный не только на идейные позиции персонажей. Но и на авторские интенции. Тем самым безусловно размывал центростремительное начало в его творчестве – художественном и философском.

Таким образом. Будучи во многом противоположными друг другу художниками и мыслителями, Толстой и Достоевский, каждый сам по себе, соединяли в своем творчестве – в каждом своем произведении – обе тенденции, характерные для русской классической культуры, - центробежную и центростремительную, причем делали это с таким философским и психологическим масштабом, который придавал им значимость выразителей национального своеобразия русской культуры и в то же время – вершинный явлений мировой культуры. При этом творчество обоих писателей отличалось редкой культурной универсальностью: это были не только произведения словесного искусства, но и философские трактаты, и нравственно-дидактические учения, и религиозная проповедь, и исторические, и социальные, психологические исследования человеческой природы и общества, и политическая публицистика, и авторская исповедь, и человеческий документ эпохи.