Своеобразие стиля художника (анализ иллюстраций)

2.         Своеобразие стиля художника (анализ иллюстраций)

Первые иллюстрации к сказкам были выполнены Милашевским в 1948 году. Обратился он к этой тематике случайно. Как вспоминает сам художник, в начале лета 1948 года он как-то сидел в кабинете главного художника Гослитиздата Н. В. Ильина. Ильину сообщили, что художник, с которым он договорился об иллюстрациях к подготавливаемому изданию сказок Пушкина, неожиданно отказался от этой работы. «Что же делать?! — заволновался Ильин. — Мы пропали! Может быть, вы возьметесь?..» — неуверенно обратился он ко мне. Я ответил, что не пробовал себя в этой области и не уверен, что жанр сказки соответствует моим возможностям. Ильин стал горячо уговаривать меня, и я в конце концов согласился сделать для пробы иллюстрации к «Сказке о попе и о работнике его Балде». Почему я выбрал именно эту сказку? Она написана в стиле лубка, фантастический элемент ее сделан в народном, явно ироническом тоне. А во время войны мне приходилось делать плакаты в традициях русского народного лубка. И я решил попробовать...»[1]

Так началась работа Милашевского над «Сказкой о попе и о работнике его Балде», к которой он потом несколько раз возвращался.

Приблизительно в июле 1948 года рисунки к сказке были готовы и имели в издательстве неожиданный для художника успех. В значительной мере этот успех был вызван удачно найденным для Балды типом. Художники, иллюстрировавшие ранее сказку, изображали Балду действительно балдой, что явно противоречит пушкинскому тексту. У Милашевского Балда — это не дурачок, а настоящий русский парень, здоровенный, работящий, простой, но не глупый и даже с хитрецой, который хорошо проучил жадного попа и оставил в дураках чертей. Но Милашевский не ограничился этим. Он придал ему черты нашего современника. Чем-то он был «свой», не выдуманный герой, а конкретное лицо, наш знакомый, чей-то сын, муж или брат. Этот образ покорял сердца.

В рисунках к «Сказке о попе» Милашевский применил сильный черный контур и яркую раскраску в явно завышенном тоне. Форма их до предела лаконична, но без перехода в условность или нарочитый примитивизм.

Успех в Гослитиздате рисунков к «Сказке о попе и о работнике его Балде» повел к тому, что художник взял на себя иллюстрирование всех пяти сказок Пушкина, входящих в подготавливаемый к изданию сборник.

«Это было трудно, — рассказывал потом художник, — пришлось основательно перестроиться на другой лад и для этого даже вспомнить свое детство, ту радость, которая озаряла детскую душу, когда я впервые слушал сказки Пушкина, еще до того, как научился читать»[2]. Сначала не все при иллюстрировании сказок Пушкина шло гладко, но художник успешно справился со всеми трудностями, и в 1949 году — к стопятидесятилетию со дня рождения великого поэта — книга увидела свет.

Милашевским было сделано для сказок Пушкина около 25 страничных и полустраничных иллюстраций, заставок и концовок. Вот, например, рисунок «Царь Салтан подслушивает под окошком». Милашевский изобразил царя проезжающим со своей свитой через деревню. Зимняя морозная ночь. В одном из окошечек светится огонек. Царь подошел к этой избе и, стоя «позадь забора», слушает разговор трех девиц. Его охрана и слуги с собаками ждут его на дороге, возле царских саней. Здесь все жизненно и правдоподобно: смотришь на картинку и веришь в эту случайную остановку, обусловленную обстоятельствами.

Очень интересна иллюстрация к «Сказке о рыбаке и рыбке», изображающая старуху в виде морской владычицы. Нельзя смотреть без улыбки на дряхлую старуху с глупым и важным лицом, восседающую в короне и каком-то немыслимом одеянии в розовой раковине, влекомой четырьмя дельфинами в сопровождении хорошеньких русалок.

Чудесна иллюстрация «Золотой петушок на высокой спице». Художником взят в ней необычный ракурс — сверху. Это дало ему возможность показать необъятные дали Додонова царства. Весь лист выполнен в теплом колорите, насыщен золотистым светом, знаменующим «счастье», которое принес стране Золотой петушок.

Хороша заставка, начинающая «Сказку о мертвой царевне»: «снег валится на поля, вся белешенька земля». Интересен рисунок, изображающий царя Салтана на престоле «с грустной думой на лице», слушающего корабельщиков, и многие другие.

К сожалению, не все выполненные художником иллюстрации были использованы в «Сказках»: две из них были помещены в вышедшем в том же году однотомнике сочинений Пушкина, некоторые так и не увидели света, и в числе их «Царь Салтан подслушивает под окошком». Этот интересный рисунок можно видеть только в музее А. С. Пушкина в Ленинграде, а авторское повторение его (1960) — в музее А. С. Пушкина в Москве.

Рисунки к сказкам Пушкина не все равноценны, стиль их еще окончательно не выработан, но, несмотря на это, среди них есть ряд несомненных удач. Эти иллюстрации показали, что в Милашевском таится крупный мастер в этой области, что он обладает особым даром — чувством «сказки». Это предопределило дальнейшее направление творческой деятельности художника — с тех пор он много и плодотворно работает в области иллюстрирования сказок.

В 1950 году выходит с его рисунками сборник «Охотник до сказок», в последующие годы — «Сказка про Ерша», «Уральские сказы» Бажова, «Грамотей и его сестра Ганечка», «Мордовские сказки» и многие другие. Стиль рисунков в этих сказках постепенно меняется, обводка контуром хотя и остается, но мало заметна. Доминируют другие элементы рисунка, приобретает большое значение композиция листа, цвет, острые характеристики действующих лиц.

Крупным этапом в творчестве Милашевского были иллюстрации к «Коньку-горбунку» Ершова. Художник работал над ними в течение ряда лет. «Это произведение, любовь к которому не иссякает до нашего времени, стоило мне много сил и времени... — вспоминал он позднее. — Пришлось осваивать много такого, без чего нельзя было создать подлинно народное произведение, не впадая в некую фальшивку. Мне невыносим был сусально-пряничный стиль многих иллюстраций, касавшихся культуры допетровской Руси. Чтобы избежать этого, надо было основательно изучить очень многое — и архитектуру, и костюмы, и утварь, вплоть до конской сбруи и даже самих лошадей, — найти тот тип, который бытовал в XVI— XVII столетиях, на сравнительно большом отрезке времени, начиная с Грозного царя и кончая правительницей Софьей. «Модной мастью», если это словечко применимо к тем далеким временам, оказалось, была черно-пегая лошадь, то есть такая, у которой на белой шкуре прихотливо располагались черные пятна, и чем пестрее, чем чуднее — тем интереснее! Известно, что для встречи Марины Мнишек Самозванец выслал большой отряд в несколько сот боярских и дворянских детей, и все они были на черно-пегих лошадях и в красных кафтанах. Зрелище весьма декоративное!

Виктор Васнецов ввел традицию изображать русских богатырей на тяжелых, массивных лошадях вятской породы — крепкой, низкорослой. Но не на эту лошадь разгорались глаза любителей и знатоков. Выше всего ценилась все-таки туркменская лошадь, которую во времена Лермонтова называли текинским скакуном, а теперь — ахал-текэ. Это лошадь тонконогая, с маленькой головкой и необыкновенными скаковыми качествами. Поэтому и я лошадям, которыми любовался царь, придал особенности текинцев, разумеется в несколько утонченном виде. Царь не тронулся бы со своего ложа, если бы речь шла об обыкновенных «вятках». Да и те лошади, фантастические и эстетически измышленные, которых мы видим на старых иконах, в особенности на иконе «Егорий, побеждающий змея», — это не приземистые лошади, а изящные, тонконогие, с лебединой шеей и маленькой головкой,

В чисто архитектурных темах я исходил из самых высоких классических образцов русского стиля как деревянного, так и каменного зодчества. Я ненавидел «конфетно-кондитерские» традиции стиля «а ля рюсс», но и не считал возможным просто перерисовывать старинные здания. Я постарался изучить русский стиль, его основные принципы, так детально, что приобрел некоторую свободу для «импровизаций». Так сымпровизированы мною многочисленные здания на форзаце к «Коньку-горбунку». Когда эта акварель была показана на выставке, ко мне обращались архитекторы-профессионалы за разрешением сфотографировать эту «импровизацию в русском стиле» себе на память. Однако в первых изданиях этой сказки я был еще робок и в сцене «кипящих котлов» дворец, на фоне которого происходит действие, взял целиком, во всех деталях, с дома, где работал первопечатник Иван Федоров — ныне Архивный институт на улице 25-го Октября. Для последующих изданий я переработал этот рисунок и заменил здание другим, «построенным» по моему «проекту»..

Мы привели такую большую цитату из воспоминаний художника потому, что метод работы над рисунками к «Коньку-горбунку» характерен и для других его иллюстраций.

И все же самое замечательное в рисунках к знаменитой сказке Ершова не эрудированность художника в русской старине, а созданный им тип главного героя сказки — Иванушки-дурачка. Художник совершенно по-новому подошел к трактовке этого героя. У Милашевского Иван — это настоящий русский народный герой. Он воплощает лучшие качества русского народа — смелость, находчивость, мужество, настойчивость в преодолении трудностей, честность, прямоту и даже некоторую дерзость в обращении с царем. Какой стойкий, неунывающий оптимизм, какая верность своим крестьянским воззрениям, нежелание прислуживать и сливаться с царской челядью! Такие Иваны были творцами русской истории.

Этот образ был создан художником не сразу, над ним пришлось немало поработать, он неоднократно уточнялся и улучшался. Последний наиболее удачный вариант его создан в этом году к подготавливаемому переизданию сказки.

Одновременно с рисунками для «Конька-горбунка», изданного Детгизом, Милашевский сделал еще один вариант иллюстраций для Гослитиздата. Необходимо отметить и то, что Милашевский проделал большую работу в области литературно-исторического изучения этой сказки и проложил пути для нового ее прочтения, что характеризует его не только как наблюдательного художника и вдумчивого читателя, но и знатока нашей литературы. Это издание «Конька-горбунка» в итоге Всесоюзного конкурса было признано принадлежащим к числу лучших книг 1958 года.

После «Конька-горбунка» Милашевский исполнил ряд великолепных рисунков к русским народным сказкам, иллюстрировал сборники белорусских, марийских, чувашских и других сказок, а также отдельные сказки — «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» в обработке Алексея Толстого и «Синяя свита наизнанку сшита» в обработке А. Якимовича.

В 1963 году выходит в свет отдельное издание сказки Пушкина «О попе и о работнике его Балде». Милашевский сделал для него все рисунки заново и значительно увеличил их количество. При этом он много поработал над образом самого Балды. Художник понял, что Балда, такой, каким его видел Пушкин, вышел из самой народной толщи, образ его сложился не сразу, а за большой отрезок времени, носит в известной мере эпические черты. Поэтому Милашевский существенно углубил образ, созданный им в 1949 году, сделал его более типичным.

При переиздании 1970 года художник снова изменил часть иллюстраций, и некоторые из них очень существенно, сделал их более выразительными и красочными. Это очень характерно для Милашевского: постоянная неудовлетворенность своими произведениями, постоянное желание улучшить и сделать их по-новому — неудовлетворенность, свойственная всем большим художникам.

Сначала Милашевский исполнял только отдельные иллюстрации к сказкам, но в дальнейшем он, как правило, оформляет всю книжку целиком, начиная с обложки и форзаца и кончая надписями и мелкими украшениями, щедро рассыпанными по страницам книги. «Конек-горбунок», «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», «Синяя свита наизнанку сшита», отдельные издания «Сказки о попе и о работнике его Балде» — великолепные образцы художественного оформления книги, в которой все гармонирует и составляет единое целое.

Практическое задание № 20