Изображение власти золота

3. Изображение власти золота

Определяющей чертой характера Гобсека, как это и положено романтическому персонажу, является страсть. Единственное «но»: его страсть не плод рокового стечения обстоятельств, как, например, в семействе де Ресто, а прямое следствие постижения им абсолютного закона, управляющего человеческим обществом: «...из всех земных благ есть только одно, достаточно надежное, чтобы человеку стоило гнаться за ним. Это... золото. В золоте сосредоточены все силы человечества» [3, с.15].

Мысль далеко не новая, но старый ростовщик умеет убеждать. Он тут же перечисляет Дервилю несложный набор вожделенных жизненных целей, которые не дают спокойно спать подавляющему большинству окружающих, и сводит все к одному и тому же: борьбе между бедными и богатыми за обладание богатством. Почему? Потому что, работая день и ночь, человек думает не о той «радости», которую дает ему изнурительный труд,– он думает о том, какими наслаждениями сможет вознаградить себя за все эти лишения. Но наслаждения везде одинаковы, и они когда-нибудь надоедают. Тогда остается тщеславие. «Тщеславие! Это всегда наше «я». А что может удовлетворить тщеславие? Золото! Потоки золота. Чтобы осуществить наши прихоти, нужно время, нужны материальные возможности или усилия. Ну что ж! В золоте все содержится в зародыше, и все оно дает в действительности» [3, с.16].

Гобсек говорит в первую очередь о себе: наслаждения уже давно оставляют его равнодушным. Другое дело тщеславие. У него оно принимает форму жажды власти над обществом, которая тем прочнее, что основана не на грубой силе, а на верном понимании механизмов социального устройства.

«Разве могут отказать в чем-либо тому, у кого в руках мешок с золотом? Я достаточно богат, чтобы покупать совесть человеческую, управлять всесильными министрами через их фаворитов, начиная с канцелярских служителей и кончая любовницами. Это ли не власть? Я могу, если пожелаю, обладать красивейшими женщинами и покупать нежнейшие ласки. Это ли не наслаждение? А разве власть и наслаждение не представляют собою сущности вашего нового общественного строя?» [3, с.23-24].

Этот язвительный монолог полон внутренних противоречий. Гобсек лишь декларирует свое всемогущество, но практически не пользуется им, разве что использует его для добывания нового золота. «Обладать красивейшими женщинами» он предпочитает в воображении, а в реальной жизни нередко демонстрирует верность определенному этическому кодексу.

Гобсек, который каждый день, не испытывая угрызений совести, наживается на чужом горе или слабости, одновременно является «честнейшим человеком». Он помогает тем людям, которые «доверились ему безо всяких уловок», – Дервилю и графу де Ресто. Наконец, именно он с силой истинного художника и моралиста обрисовал нравственный облик графини де Ресто и Фанни Мальво, фактически подтолкнув Дервиля ко встрече с его будущей женой! Все перечисленное лишний раз свидетельствует о близости взглядов ростовщика воззрениям и нравственным оценкам самого автора, равно как и о романтической контрастности, свойственной образу главного героя повести.

Кроме того, к богатству, а в особенности к той магии, которую несет с собой обладание им, был, как известно, далеко не равнодушен и сам Бальзак. Причины того, что в его книгах золото играет роль властелина мира, двигателя общественных отношений, следует искать в самом авторе и в его эпохе. Бальзак родился в семье, где все преклонялись перед деньгами; его матери принадлежат слова: «Богатство, большое богатство – это все». Его родителям, сестрам, ему самому вечно недоставало денег, хотя они жили, ни в чем не нуждаясь. Бальзак потому и впутывался в различные деловые авантюры, что ему мало было обыкновенной безбедной жизни – он, жаждавший во всем абсолюта, хотел быть именно богачом. «Ум – это рычаг, которым можно приподнять земной шар. Но точкой опоры для ума служат деньги»,– гласит один из бальзаковских афоризмов [11, с.20]. «Золото – вот духовная сущность всего нынешнего общества», – вторит своему создателю Гобсек [3, с.24].

Будучи неглупым человеком, Бальзак прекрасно видел отрицательные стороны власти золота. Не зря Гобсек издевательски говорит о том, что наслаждение и власть составляют сущность «вашего нового общественного строя». Поэтому, хотя структура бальзаковского повествования обнаруживает романтические корни, роль внешней силы, которая роковым образом противостоит герою, играет отнюдь не Провидение, а бытовые условия; за маской судьбы часто скрываются нужда и отсутствие денег. Сохранился сделанный Бальзаком набросок сюжета пьесы: «Один против Необходимости. Необходимости, превращенной в квартирохозяина, квартирную плату, прачку и т. д.» [14, с.17].

Этот аспект раскрыт в повести «Гобсек» на примере трагедии семьи де Ресто. Граф, страстно любивший свою жену, долгое время был не в силах помешать ей разорять семью; графиня, безумно влюбленная в светского щеголя Максима де Трай, готова на все, чтобы удержать своего ветреного любовника. Дервиль называет Максима злым гением графини. Однако на самом деле здесь идет речь именно о столкновении с миром буржуазных финансовых ценностей, заменивших нравственные: «любовь» «рокового мужчины» Максима де Трай – обычный товар, предмет торга. Выгодно продавая свою привязанность, Максим обеспечивает себе наслаждения (за чужой счет) и тешит тщеславие, то есть покупает те блага, о которых говорил Гобсек.

Власть золота разъедает в людях все человеческое, калечит семьи, уничтожает чувства. В такой безнравственной атмосфере преступление становится нормой: де Трай готов убить того, кто встанет у него на пути, не задумываясь,– не зря его побаивается Гобсек; граф де Ресто совершает ряд подлогов, чтобы спасти состояние детей; графиня превращает в пытку жизнь мужа; спекулируя на доверии собственного сына, она стремится добраться до важных финансовых документов и в конце концов уничтожает их; даже Дервиль признается в готовности пойти на юридически незаконные действия, чтобы спасти эту семью от полного краха.

Дело дошло до того, что во время визита к де Ресто Дервиль чувствует себя не в своей тарелке, просто находясь наедине с графиней: «Страшно сказать, но я всего опасался с ее стороны, даже преступления. Ведь в каждом ее жесте, в ее взгляде, в ее манере держать себя, в интонациях голоса сквозило, что она знает, какое будущее ждет ее» [3, с.49].

Однако, хотя графиня и действовала против него, стряпчий находит замечательное объяснение ее действиям: «Меры, которые она принимала, чтобы завладеть состоянием мужа, конечно, были гнусными, но ведь их внушала ей материнская любовь, желание загладить свою вину перед детьми» [3, с.50]. Немного позже он, возвращаясь к отвратительным подробностям интриг графини, оправдывает ее именно с точки зрения господствующих нравов эпохи: «Позднее я узнал, что эта женщина рылась в «Гражданском кодексе», прислушиваясь к стонам умирающего супруга. Ужасную картину увидели бы мы, если б могли заглянуть в души наследников, обступающих смертное ложе. Сколько тут козней, расчетов, злостных ухищрений – и все из-за денег!» [3, с.52].

Разрушительная сила золота не пощадила и самого Гобсека. Поначалу он предстает настоящим титаном, одним из богов современного мира: «Таких, как я, в Париже человек десять; мы властители ваших судеб – тихонькие, никому не ведомые. Что такое жизнь, как не машина, которую приводят в движение деньги? <•••> В качестве духовников биржи мы образуем, так сказать, трибунал священной инквизиции, анализируем самые на вид безобидные поступки состоятельных людей и всегда угадываем верно. Один из нас надзирает за судейской средой, другой за финансовой, третий – за высшим чиновничеством, четвертый за коммерсантами. А под моим надзором находится золотая молодежь, актеры и художники, светские люди, игроки – самая занятная часть парижского общества» [3, с.24].

В этой картине угадываются мечтания самого Бальзака о могущественном тайном мужском союзе; о праве управлять, принадлежащем только аристократии (в широком смысле слова). Следующая часть гобсековского монолога изобилует романтическими преувеличениями и контрастами. «Как и я, мои собратья всем насладились, всем пресытились и любят теперь только власть ради самого обладания властью и деньгами. ...А вот здесь, – добавил он, прижимая палец ко лбу,– здесь у меня весы, на которых взвешиваются наследства и корыстные интересы всего Парижа. Ну как вам кажется теперь, – сказал он, повернувшись ко мне бледным своим лицом, будто вылитым из серебра, – не таятся ли жгучие наслаждения за этой холодной, застывшей маской, так часто удивлявшей вас своей неподвижностью?» [3, с.25].

Магия власти, которую дают золото и понимание тайных пружин управления миром, придает личности Гобсека таинственно-романтический ореол: «Этот высохший старикашка вдруг вырос в моих глазах, стал фантастической фигурой, олицетворением власти золота. Жизнь и люди внушали мне в эту минуту ужас. «Да неужели все сводится к деньгам?» – думал я» [3, с.25].

Богатство и золото – сказочный пароль в буржуазный рай, а обладание ими становится настолько важным, что приобретает характер наваждения, одержимости, уводящих даже трезвомыслящих и практичных людей далеко в сторону от истинной социально-экономической подоплеки происходящего: «Графиня де Ресто видела, как все семейное состояние – поместья, фермы, даже дом, где она живет, – уплывает в руки Гобсека, казавшегося ей сказочным колдуном, пожирателем ее богатства...» [3, с.49].

Финал истории ростовщика-философа выглядит приземленным, банальным и даже натуралистичным. Дервиль, навестивший умирающего Гобсека, отмечает, что его жадность на пороге смерти превратилась в какое-то сумасшествие. Однако истинные масштабы происшедшего открылись перед рассказчиком только после смерти ростовщика, когда ему пришлось осмотреть комнаты покойного, превращенные им в склад.

«В первой же комнате, которую отпер, я... увидел, до чего может дойти скупость, превратившаяся в безотчетную, лишенную всякой логики страсть, примеры которой мы так часто видим в провинции. В комнате, смежной со спальней покойного, действительно оказались и гниющие паштеты, и груды всевозможных припасов, даже устрицы и рыба, покрывшаяся пухлой плесенью. Я чуть не задохся от смрада, в котором слились всякие зловонные запахи. <•••> Комнату загромождала дорогая мебель, серебряная утварь, лампы, картины, вазы, книги, превосходные гравюры без рам, свернутые трубкой, и самые разнообразные редкости» [3, с.62].

Настоящая пещера Али-Бабы, если не считать разложившихся продуктов; в перечне предметов роскоши явно ощущаются вкусы самого Бальзака. Загадка странной расточительности, казалось бы, очень практичного ростовщика разъяснилась просто: страсть к накопительству со временем перешла у него границы здравого смысла, и обратилась против себя самой. Гобсек не желал уступать при продаже товаров, брать на себя расходы по доставке и т. п.; в результате все оставалось непроданным.

Бальзак хорошо понимал, сколь разрушительной может оказаться страсть, в особенности переходящая в манию, как у Гобсека. Человек, даже познавший и подчинивший себе абсолютные законы мироздания, остается всего лишь человеком. Он болеет, стареет, слабеет, и тогда мощные силы, которые он уже не в силах удержать под контролем, обрушиваются на него самого.