1. Настоящая статья представляет собой фрагмент из книги: Карпов А. Ю. Юрий Долгорукий. М., 2006 (серия ЖЗЛ).
2. В Никоновской летописи путь князя описывается совершенно по-другому: Святослав "иде к Козелску, и из Козелска иде к Дедославлю, и тамо разболеся у него князь Иванко, сын княжь Юрьев Владимерича Маномашь. Князь же Святослав Олговичь иде в Рязань, и быв во Мченске, и в Туле, и в Дубке на Дону, и в Елце, и в Пронске, и прииде в Резань на Оку, и поиде вверх по Оке, и пребыв в граде Осетре, и… иде вверх по Оке реце, и пришед ста на усть Поротвы реки в Любинце Омосове, и пребыв ту мысляше ити к Полотску (Колотску? — А. К.)". Именно здесь, "на усть Поротвы реки в Любинце Амосове", по версии летописи, и умер князь Иван Юрьевич (см. далее), причем его кончина датирована 29 марта (вместо 24 февраля). Ниже, говоря о взятии Святославом "града Голеди", автор Никоновской летописи вновь сообщает о том, что князь затем ушел в Рязань. В Москву по приглашению Юрия Святослав явился "с Резани из Тешилова". Эти сведения Никоновской летописи были подробно рассмотрены А. Н. Насоновым, который показал их полную недостоверность. Названные города принадлежали Рязани или являлись объектом притязаний со стороны рязанских князей в XV в.; ко времени описываемых событий большинство из них либо не существовали, либо не входили в состав Рязанской земли.
3. Обративший внимание на этот факт историк О. М. Рапов отметил также, что древнейшая московская церковь, по преданию, была посвящена святому Иоанну Предтечи, небесному покровителю князя Ивана Юрьевича. Не исключено, что она была возведена в память об умершем князе.
4. Некоторые явно апокрифические подробности сообщает В. Н. Татищев. По его словам, "Игорь, видя, что его хотят убить, просил, чтоб дали ему свясченника изповедоваться. Но народ кричал на Игоря: "Когда вы с братом Всеволодом жен и дочерей наших брали на постели и домы грабили, тогда попа не спрашивали, и ныне поп не надобен"". Здесь же дана портретная характеристика князя, причем составленная будто бы человеком, лично хорошо знавшим Игоря: "Сей Игорь Ольгович был муж храбрый и великий охотник к ловле зверей и птиц, читатель книг и в пении церковном учен. Часто мне с ним случалось в церкви петь, когда был он во Владимире (о пребывании Игоря во Владимире-Волынском, если не считать его участия в походе на князя Владимирка Володаревича в 1144 году, ничего не известно. — А. К.). Чин свясченнический мало почитал и постов не хранил, того ради у народа мало любим был. Ростом был средний и сух, смугл лицем, власы над обычай, как поп, носил долги, брада же уска и мала. Егда же в монастыри был под стражею, тогда прилежно уставы иноческие хранил, но притворно ли себя показуя или совершенно в покаяние пришед, сего не вем…"
5. Никоновская летопись содержит рассказ о трех подряд нападениях Глеба Юрьевича на Переяславль. Во всех трех случаях решающую роль в победе переяславцев сыграл некий "человек Божий" богатырь Демьян Куденевич (по-видимому, персонаж какой-то исторической песни или былины, записанной в XVI веке), который каждый раз едва ли не в одиночку или со своим верным слугой Тарасом и пятью отроками, "зело младыми", одолевал ратных: "…Демьян же Куденевич скоро тече с своим слугою на конех, и сретаеть князя Глеба Юрьевича на поле близь посада, и нападает яро на воинство его, и убивает многих нещадно. Князь же Глеб Юрьевич ужасеся зело и скоро побеже назад, а к Демьяну Куденевичю посла, глаголя: "На любовь и на мир приидох, а не на рать". Демьян же Куденевич с слугою своим Тарасом возвратися в Переаславль и многу честь приа от господина своего великого князя Мстислава Изяславичя". Или в другой раз: "Демьян же Куденевич един выеде из града, не имеа ничтоже одеаниа доспешняго на себе, паче же помощи Божиа, и много бив ратных, настрелен быв от половець, и изнемог возвратися во град; ратнии же вси страхом обдержими бежаша спешно, кождо въсвоаси. Демьян же до конца изнеможе от ран, и… усну вечным сном, и бысть по нем от всех плачь велий во граде".
6. В письме черниговским князьям, о котором пишет В. Н. Татищев в своей "Истории", Юрий будто бы сообщал о полученном им известии, "что болгоры со многим войском готовятся к войне". Татищев приводит также подробный рассказ о встрече Юрия с послами черниговских князей, которые прямо признали права Юрия на Киев, а также о совещании Юрия со своими "вельможами" и воеводами, "как бы ему великое княжение получить". На этом совещании выступил некий советник князя Громила, "весьма искусный и мудрейший паче других", служивший еще его отцу Владимиру Мономаху. Речь Громилы, убеждавшего князя заботиться более о своей земле, а не о Киеве, давно уже утратившем то значение, которое он имел при Ярославе Мудром или Владимире Мономахе, приведена полностью, но она представляет собой не что иное как изложение позднейшего (очевидно, принадлежащего самому Татищеву) взгляда на историю Руси; вряд ли исторична и личность "доброго советника" Громила. Именно под влиянием этой речи, по версии Татищева, и было решено "самому Юрию остаться в доме, а для исполнения обесчания послать Ольговичам в помочь сына или дву с приличным войском, выбрав людей молодых, чтоб оные тамо войне обучали
... , тот вместе со своими родичами обещал поддержать его, однако в поход так и не выступил. Их дружба продолжалась совсем недолго и вновь сменилась жестокой враждой. Во всяком случае в том же 1154 году Юрий Долгорукий предпринял неудачную попытку присоединить к своим владениям Рязанское княжество с обоими его главными городами — Рязанью и Муромом. Причем на этот раз, в отличие от событий 1146 года, ...
... . Сын злейшего врага Руси, некогда едва не захватившего Киев и много воевавшего с Владимиром Мономахом, стал теперь союзником Юрия Долгорукого. По словам летописца, выступая в поход, он похвалялся повторить отцовские подвиги ("Хощю сечи в Золотая ворота, яко же и отець мои"). Ход дальнейшей войны очень подробно, хотя и без точных дат, излагается летописцем. В самом конце апреля — первой половине ...
... же поеха у Киев, и множество народа вы[и]де противу ему с радостью великою, и седе на столе отца своего, хваля и славя Бога", — свидетельствует киевский летописец. Примечательно, что запись о начале княжения Юрия Долгорукого дает первый по времени образец пышной и велеречивой формулы вступления на киевский стол нового князя, которая затем будет часто встречаться в летописи: "Начало княжения в ...
... ; а факт, повторяясь изо дня в день, превратился в конце концов в право, в известный политический порядок. Можно сказать, что княжеская дума стала необходимым сотрудником князя в управлении княжеством. Что касается ее компетенции, то она сливалась с компетенцией князя: какого-либо самостоятельного ведомства, отдельного от ведомства князя, у княжеской думы не было. 5. Должностные лица по ...
0 комментариев