Самодийские языки: ненецкий и др

2. Самодийские языки: ненецкий и др.

VIII. Тюркские: турецкий, азербайджанский, туркменский, узбекский, киргизский, казахский, татарский, башкирский, чуваш­ский, якутский, тувинский, каракалпакский, карачаево-балкарский и др. Мертвые языки — орхонский, древнеуйгурский, а также языки хазар, волжских булгар, печенегов и половцев.

IX. Монгольские: монгольский, бурятский, калмыцкий и др.

X. Тунгусо-маньчжурские: эвенкийский, эвенский, нанайский, удэгейский и др., а также выходящий из употребления маньчжурский.

XI. Чукотско-камчатские: чукотский, ительменский (камчадальский), корякский и др.

XII. Эскимосско-алеутские: алеутский и ряд эски­мосских.

XIII. Китайско-тибетские: китайский, бирманский, ти­бетский и др.

XIV. Тайские: тайский, лаосский и др.

XV. Австроазиатские: вьетнамский, кхмерский и др.

XVI. Австронезийские языки (малайско-полинезийские).

1. Индонезийские: малайский и возникший на его базе индоне­зийский, яванский и ряд других языков в Индонезии, тагальский (на Филиппинах), мальгашский (на о-ве Мадагаскар) и др.

2. Океанийские: гавайский, тайти, фиджи и др.

XVII. Конго-кордофанские языки.

1. Языки банту: суахили и др.

2. Бантоидные: фульбе, йоруба, ибо и др.

3. Кордофанские.

XVIII. Нило-сахарские языки (возможно, несколько се­мей).

XIX. Коисанские языки: готтентотский, бушменский и др.

Некоторые из перечисленных семей иногда сводят в большие един­ства, предположительно связанные c более отдаленным родством, на­пример III, IV и V — в «кавказскую семью», VIII, IX и Х — в «ал­тайскую семью» и даже I, II, III, VI, VII, VIII, IX и Х — в «ностратическую макросемью».

Остальные языки мы объединяем по географическому принципу, причем каждая группа охватывает по нескольку (может быть, десятки) семей.

XX. Американские индейские (америндейские) языки.

Наиболее известны: кечуа (в Перу, Боливии, Эквадоре), гуарани (глав­ным образом в Парагвае); майя (в Центральной Америке), ацтекские (в Мексике), навахо, хопи и др. (в индейских резервациях США и в Канаде).

XXI. Папуасские (на о-ве Новая Гвинея).

XXII. Австралийские: аранта и многие другие.

Наконец, ряд языков стоит в генеалогической классификации одиноко, вне семьи. В частности, в Европе таково положение баскского, мертвого этрусского; в Азии — японского, корейского, некоторых языков в России (юкагирского, нивхского, кетского) и др., а из мертвых — шумерского, эламского и ряда других.

3. ПРАРОДИНА ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА

Прародина народа — это территория, где данный народ сформировался как отличный от соседних. Идея прародины является очень древней: она развивается в мифах и легендах народов, находящихся на очень ранних стадиях развития.

Аргументы в пользу того или иного решения вопроса о прародине индоевропейцев очень разнообразны и неоднородны. Чаще всего они основываются на анализе фактов, которые от­носятся к более поздней эпохе, когда индо­европейское языковое единство распалось или уменьшилось. Это, например, данные о конкрет­ных индоевропейских языках, уже выделив­шихся из общеиндоевропейского, их отноше­ниях друг к другу и к реконструируемому языку, о местоположении этих обособившихся языков, их миграциях, хронологических харак­теристиках, контактах с другими языками и т.п.

На основании аргументов подобного типа временные рамки прародины индоевропейцев относили к III тысячелетию до н. э., а после от­крытия хеттского языка — к IV или даже V тысячелетию до н. э.

В качестве материала, доказывающего род­ство различных индоевропейских языков и их общее происхождение из единого праязыка, обычно фигурируют слова, которые обозначают растения, животных, металлы, минералы, элементы ландшафта, формы хозяйственной деятельности и социальной организации и т. п.

Если в определении пространственных гра­ниц древней родины индоевропейцев основ­ную роль играют «природные указатели», то при установлении временных рамок ее сущест­вования аналогичная роль принадлежит «куль­турным» указателям, прежде всего тем, кото­рые имеют отношение к прогрессу техники и форм экономики. Так, например, хронологи­чески прародину индоевропейцев (во всяком случае, перед ее концом) иногда относят к неолитическому периоду на основании обще­европейского характера двух важных терми­нов, этимология которых вскрывает техноло­гические мотивы называния — *aies — «медь», потом «бронза» (от индоевропейского ai — «разжигать огонь») и *akmen — «наковальня» и «камень» (от индоевропейского *ak — «ост­рый», в связи с технологией обточки). Такого же типа аргументами считают языковые дан­ные, относящиеся к терминам для пахоты, плуга, боевых колесниц, отдельных видов оружия, утвари и т. п.

В целом хронологические рамки прародины индоевропейцев определяются значительно четче, чем пространственные. Большинство спе­циалистов согласны считать V—IV тысяче­летия до н. э. тем временем, когда существо­вала древнейшая индоевропейская цивилиза­ция. В отношении пространственной лока­лизации в настоящее время целесообразно счи­таться с очень немногими вариантами разной значимости. Один из них рассматривает в ка­честве прародины индоевропейцев широкое пространство Центральной Европы — от Рейна на западе до Западной Украины, на котором в V тысячелетии до н. э. сложилась доста­точно однородная неолитическая культура. Другой вариант реконструируемой прародины индоевропейцев охватывает еще более широкие пространства — от Рейна до Верхней Волги (включая даже Финляндию) — и опирается в своих заключениях практически только на ар­хеологические данные, отсылающие к концу III тысячелетия до н.э. (рис. 1.)

Более перспективны разные варианты локализации прародины индоевропейцев в северном Причерноморье и Приволжье («курганная», или «древнеямная», культура), где в V—IV тысячелетиях до н.э. формируется единая куль­тура (сравним, в частности, одомашнивание ло­шади, употребление колесниц, мифологические представления: обожествление солнца, бог-гро-мовик, культ коня и т. п.). Реалии материаль­ной и культурной жизни «курганного» насе­ления относительно полно соответствуют фраг­менту индоевропейского словаря, реконструи­руемому для индоевропейской цивилизации этого типа. Также существенно, что позже носители этой культуры устремлялись с этой территории по разным направлениям — в бал-кано-дунайский ареал (в 1-й половине IV ты­сячелетия до н.э.) и далее в Центральную и Се­верную Европу, в Закавказье, Иран и Анато­лию (во 2-й половине IV тысячелетия до н.э.); в Восточное Средиземноморье и, возможно, в Египет. Эта концепция, развиваемая М. Гимбутас, бесспорно, обладает рядом преимуществ перед другими точками зрения. Одно из них — в установлении связей культуры южнорусских степей V—IV тысячелетий до н.э. с культурами Балкан, Малой Азии, Закавказья.

Рис. 1. Историко-геогрфическая схема прародины европейцев по данным языка.

В последнее время новая теория прародины индоевропейцев выдвинута Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Ивановым. Основанная прежде всего на языковых данных, она отождествляет пра­родину индоевропейцев с областью в пределах Восточной Анатолии, Южного Кавказа и Се­верной Месопотамии в V—IV тысячелетиях до н. э. Достоинство новой теории — в полноте лингвистической аргументации, при этом целый ряд языковых данных привлекается учеными впервые.

Проблема локализации прародины индоевро­пейцев по языковым данным, несмотря на ги­потетичность всех предложенных до сих пор решений, является и мощным стимулом для дальнейших исследований в области индоевро­пеистики, в которых языковое и историческое начала взаимно проверяют и поддерживают друг друга.[4]