Навигация
Эволюция героя в творчестве Байрона. Жанр лиро-эпической
64800
знаков
1
таблица
0
изображений
2. Эволюция героя в творчестве Байрона. Жанр лиро-эпической
поэмы. «Паломничество Чайлд-Гарольда»
Первую попытку наметить черты романтической личности Байрон предпринимает в лирической поэзии. Вторая оказалась гораздо более успешной и решительной. Первые две песни поэмы «Паломничество Чайлд-Гарольда» вышли из печати 10 марта 1812 г. и сразу сделали имя Байрона знаменитым.
Путь паломничества героя совпадает с маршрутом двухлетнего восточного путешествия, предпринятого самим Байроном в 1809—1811 гг. Это сходство, а также сразу обратившее на себя внимание совпадение ряда биографических деталей у автора и героя дали повод к их отождествлению. Байрон протестовал против него, но, естественно, возникает вопрос: в какой мере в тексте самой поэмы он предотвратил такого рода смещение?
Французский эпиграф и предисловие к первым двум песням, помеченное февралем 1812 г., появились в первом издании. «Дополнение к предисловию» в четвертом (сентябрь 1813 г.). В седьмом, вышедшем в феврале 1814 г. (показательно для огромной популярности поэмы обилие следующих друг за другом ее переизданий!), — стихотворное обращение к Ианте, которым теперь и открывается произведение.
Эпиграф разъясняет цель поездки — узнать мир и, быть может, увидев, что он повсюду несовершенен, примириться, со своим Отечеством. В предисловии кратко сообщается о местах, где автор побывал, а также сделано предупреждение — не искать за личностью вымышленного героя реальных лиц.
«Дополнение к предисловию» писалось уже как реакция на первое восприятие поэмы. Байрон счел необходимым еще рассказать о герое: «...несмотря на многочисленные признаки обратного, утверждаю, что это характер вымышленный». И попутно автор оправдывает свое намерение показать героя таким, каков он есть, не предлагая его в качестве морального образца, а, напротив, нравственного предупреждения против «ранней развращенности сердца»
Основной текст поэмы написан классической для английской поэзии «спенсеровой строфой»: девять строк, из которых первые восемь — пятистопный, а последняя, девятая — шестистопный ямб: при следующем порядке рифмовки — абаббсббсс.
Для Байрона важны некоторые смысловые ассоциации, сопутствующие имени Спенсера. Во-первых, он знаменит как автор «последней рыцарской поэмы — «Королева фей», а во-вторых, как поэт, одним из первых прибегавший к сознательной архаизации поэтического языка. Уже самим именем своего героя, включающим средневековый титул «чайлд», дававшийся младшему отпрыску знатного рода, Байрон аналогичным образом уводит в прошлое, создает готическую атмосферу замка, в котором герой предавался призрачным радостям: «любил одну — прельщал любовью многих».
Начало поэмы под стать средневековой атрибутике несколько архаизовано и в языке, но вся эта бутафория отбрасывается, как только начинается само путешествие. Оно протекает не в прошлом, а в современной Европе.
В первой песне две страны: Португалия и Испания. С 1807 г. за Пиренейском полуострове идет война, вызванная вторжением французской армии. Байрон еще не называет ее наполеоновской и имени императора не произносит: личность великого человека, современного героя, для него сохраняет обаяние, ему еще не пришло время разочароваться. Однако, чувство справедливости, движущее поэтом, заставляет его всецело принять сторону народов, чьи права попрали, земли разорены, кровь пролита.
Экзотический юг не может не поражать красотой, не волновать воображение романтика, ощутившего себя в стране своей мечты: «Романтики воскресшая страна, Испания...» Это сказано в восхищении не только залитыми солнцем пейзажами, но в восхищении ее героической историей, древней и современной.
Вторжение французов, мужество народа перед лицом врага, помощь Англии испанцам, радующая поэта, политические ошибки англичан, которые побуждают его к горькой иронии, красота подвига — об этом поэма. Очень многое Байрон успевает заметить, помимо волнующей всех романтиков экзотики, в которой и свободное кипение страсти и очарование тайны; об очень многом он успевает сказать иногда бегло, иногда увлекаясь и посвящая несколько строф героической деве Сарагоссы или бою быков, жестокому и прекрасному — с кровью, с солнцем, с яркостью красок,— в котором тоже раскрывается характер народа: «Так вот, каков испанец!»
Но где же среди этого многообразия Чайлд-Гарольд?
Он пока что не забыт. Нет-нет Байрон и назовет его, создавая впечатление, что он, герой, так думает, он свидетель всему тому, что проходит перед глазами читателя: «И вот Севилью видит пилигрим...» Более того, большая часть текста первой песни обрамлена двумя лирическими вставками, обе — от лица героя: знаменитое прощание Чайлд-Гарольда с родиной и «К Инессе». Это подкрепляет иллюзию того, что душа героя, его сознание раскрываются перед нами на протяжении всей песни. Чтобы этой иллюзии ничем не нарушить, Байрон даже пошел на отступление от первоначального замысла. Па то место, которое теперь занимает вставной фрагмент «К Инессе» (он, как и прощание героя, отличен от остального текста, ибо написан не спенсеровой строфой), вначале предполагалось другое обращение — «Девушке из Кадикса», гимн девушке из народа, воспевающий ее прямой, решительный характер.
Слишком явно этот гимн диссонировал с мрачным разочарованием, в которое погружен Чайлд-Гарольд:
И полный смуты, все вперед, вперед
Меж горных круч угрюмый Чайлд стремится.
Он рад уйти, бежать от всех забот,
Он рвется вдаль, неутомим, как птица.
Иль совесть в нем впервые шевелится?
После таких характеристик, пусть и беглых, трудно верить в то, что все богатство мыслей, вся сила ума, все знание «людей и света» (слова Гете о Байроне) принадлежат в поэме герою. Герой лишь частичное отражение автором себя и своего поколения; сходство, которое свидетельствует о глубине самопонимания и об очень раннем у Байрона желании увидеть со стороны тип романтического сознания, отделить его от себя беспристрастностью оценки.
Автора и героя сближает неудовлетворенность миром, но если герой видит одно средство — бегство, в том числе и от самого себя, Байрон, окидывая современный мир взглядом не только поэта, но политика, мечтает о его переустройстве. Вот почему его всегда влечет готовность к подвигу, возможность действия.
Вот и в финале первой песни, после того как герою дана возможность излить душу печальным романсом «К Инессе», следуют строки от имени автора — сильные и героические. Байрон снял обращение к «Девушке из Кадикса», но восполнил их обращением к самому городу, воплощающему дух не сломленной, продолжающей всенародное сопротивление Испании: «Напрасно враг грозил высоким стенам...»
Во второй песне путешествие продолжается по пережившей свое величие Греции; ее тема — главная здесь. Поэма и образ героя сливаются для Байрона в едином мотиве скитальчества:
«Ношу с собой героя своего,//Как ветер тучи носит...» — скажет он, принимаясь весной 1816 г. за третью песнь. Спустя год, летом 1817, в Италии будет написана четвертая — последняя; последняя не потому, что в ней завершен сюжет, а потому, что более Байрон не возвращается ни к своему герою, ни к поэме.
Разделенная в написании несколькими годами, не имеющая четко выраженного сюжета, поэма держится внутренним единством темы и присутствием автора. Ее тема — исторический опыт в восприятия современного сознания. Такой она была в первых песнях, такой остается в заключительных.
Едва высадившись на континенте — в Бельгии, Байрон, навсегда покинувший Англию весной 1816 г., попадает на поле Ватерлоо. Еще и года не прошло со дня великой битвы. Что должен испытать ступивший па него англичанин — гордость победителя? На этом поле побывал и воспел его Вальтер Скотт, но Байрон, в очередной раз навлекая на себя обвинение в отсутствии патриотического чувства, не склонен славить. Он не видит к тому повода, ибо, «то смерть не тирании — лишь тирана», в которого превратился некогда великий Наполеон. О нем — и с трезвостью политической оценки и с сожалением о крушении великого человека — Байрон уже высказался в стихах «наполеоновского цикла») (1814—1815). Теперь он говорит о тех, кто пришли ему на смену, и разве они лучше, справедливее его: «Как? Волку льстить, покончив с мощью Льва?//Вновь славить троны?» (III, 19).
Если мысли об историческом величии и приходят на память, то его образы всплывают не из настоящего, а из прошлого. Вольнолюбивая Швейцарская республика, через которую лежит путь паломника и где невозможно не вспомнить о Руссо:
Он стал вещать, и дрогнули короны
И мир таким заполыхал огнем,
Что королевства, рушась, гибли в нем.
Это сказано о Руссо-философе, для которого свобода чувствовать неотделима от политической свободы. В нем видит Байрон провозвестника французской революции. Это недавнее прошлое, а четвертой песне взгляд задерживается на величии, проступающем из руин вечного города — Рима. Там образцы республиканской свободы в ее славе и в ее гибели.
В последних двух песнях в полной мере ощущается лирическая сила байроновского таланта. Он все более глубоко постигает красоту и значение природы. Лирические фрагменты этих песен — в числе первых русских переводов: «Есть наслаждение и в дикости лесов...» (IV, 178—179) — фрагмент, переведенный К. Батюшковым в 1819 г. и впервые явивший Байрона русскому читателю не в приблизительных прозаических пересказах, а во всей поэтической силе. Эти же строфы о море вдохновили Пушкина в стихотворении «Погасло дневное светило» и затем переводились неоднократно. Несколько позже, благодаря лермонтовскому переложению, не менее популярными становятся строки о смерти гладиатора.
В этих песнях окончательно и полностью автор являет себя главным действующим лицом — лирическим героем поэмы. Третью песнь он открывает и завершает печальным об1ращением к дочери, которой не увидит:
Дочурка Ада! Именем твоим
В конце я песнь украшу как в вначале…
Посвящая четвертую песню своему другу и спутнику в восточном путешествии Д. К. Хобхаузу, Байрон поясняет, что в ней пилигрим появляется все реже, ибо автор устал проводить различие между собой и героем, различие, которого все равно читатели «решили не замечать». Тем самым Байрон уже окончательно обнаруживает принципиально новый характер художественной связи, которой держится целое. Лирикой, присутствием автора, его оценкой обеспечивается связь, что заставляет считать не совсем точным, недостаточным широко распространившийся термин «лирическое отступление», который предполагает авторское вмешательство как бы случайным и эпизодическим.
Такое суждение чревато непониманием сути новой формы, создаваемой романтиками, — лиро-эпической поэмы.
В названии жанра смешаны различные родовые понятия, что недопустимо для классициста, придерживающегося строгого порядка, иерархичности жанров и стилей. Эпос предполагал изображение событий с некой высшей, абсолютно объективной точки зрения, исключающей возможность личной оценки, как это и было в прежней эпической поэме. Романтики же поступают иначе. Панорама исторических событий, сколь бы значительны они ни были, не исключает возможности личного авторского взгляда, его постоянного присутствия в произведении. Параллельно повествовательному, событийному плану развертывается авторский план, который представляет собой не случайный ряд беглых оценок, отступлений, а новый тип художественной связи — лирической по своей сути.
Романтическое искусство приучает ценить личность. Изображение открыто окрашивается субъективностью восприятия, переживания, а среди персонажей поэмы автор, формально не будучи ее героем, оказывается самым важным действующим лицом. Его присутствие, его оценка конструктивный, организующий фактор новой романтической формы.
Похожие работы
... Шеридана имела большой общественный смысл. В его образе воплощен идеал художника – гражданина, оказавшего нравственное воздействие на общество. С 1817г. начинается итальянский период творчества Байрона. Поэт создает свои произведения в обстановке нарастающего движения карбонариев за свободу Италии. Байрон сам был участником этого национально-освободительного движения. В Италии была ...
... Байрона... автора "Паломничества Чайльд-Гарольда"... который умер в Миссолонгах, в Западной Греции... при героической попытке вернуть этой стране ее древнюю свободу и славу". Глава 2. Развитие образа Каина в произведениях Байрона Любой выдающийся художник (в широком смысле этого слова), создающий яркий и цельный характер, образ героя, которого невозможно ни с кем спутать, проходит долгий ...
... не унылая скорбь Кьеркегора, которая сродни словам Екклезиаста: наш мир—это «суета сует—все суета» (Еккл., I, 1). Это скорее своего рода героический пессимизм, близкий к стоицизму, присущему философии Хайдеггера. Шопенгауэр обосновывает свои пессимистические взгляды и определенным пониманием времени и пространства. Время враждебно человеку; оно обнаруживает тщету любых упований и изрекает свой ...
... . Если она обладала этими качествами, то она могла наслаждаться многими прелестями жизни. И если она ими не воспользовалась, то это считалось странностью или проявлением некой нелепой философии, которая заставляла женщину презирать богатство. Тогда в глазах общества она становилась сумасшедшей. Самые недостойные добивались уважения богатством, женская коммерция стала чем-то вроде особой отрасли в ...
0 комментариев