1.2.      Конец Палеолитического времени.

Явление коллективного захоронения женщин и детей по­вторяется и в пещере Офнет (Бавария), где в слое, относящемся к азильскому времени, был обнаружен исключительно любопытный случай кол­лективного погребения. Здесь были встречены два больших углубления круглой формы, выложенные слоем красной краски (охры), где в пра­вильном порядке были расставлены в одном — двадцать семь, в дру­гом — шесть человеческих черепов, из которых девять принадлежали женщинам и двадцать — детям и подросткам. Все они сопровождались украшениями из просверленных раковин и клыков благородного оленя, представлявшими наиболее обычный вид украшений в азильско-тарденуазское время. Четыре черепа, которые были определены как мужские, никаких украшений не имели.

Судя по тому, что при черепах сохранились нижние челюсти и, как правило, один-два шейных позвонка, на которых иногда были заметны следы порезов, естественно думать, что найденные головы были отде­лены от туловища вскоре после смерти, причем можно установить, что они не были сложены сразу, в одно время, а накапливались в течение довольно продолжительного срока, на что указывает значительно худ­шая сохранность черепов, помещавшихся в середине площадки. В связи с этой весьма показательной находкой интересно вспомнить об обычае, существовавшем в Новой Каледонии, где черепа начальников родовых общин, знахарей и вообще выдающихся членов рода часто собирались в особом священном месте где-нибудь в уединенной пещере или в рас­селине скалы.

Среди не частых погребений того же времени нельзя не вспомнить еще об открытии на островке Тевиек (близ полуострова Киберон, в Бретани) среди обширного скопления раковин съедобных моллюсков, заключав­шего остатки очагов, свыше десятка погребений, аналогичных погребе­ниям Мугема. Все найденные скелеты — как взрослых, так и детей (последние здесь преобладали) — сопровождались украшениями, глав­ным образом в виде ожерелий из раковин и зубов благородного оленя. Как обычно в ту эпоху, все они имели характерное скорченное поло­жение и были посыпаны порошком красной и желтой охры. При двух погребенных были встречены странные украшения, вероятно, от голов­ного убора, состоявшие из рогов оленя, как на известном изображении „шамана" мадленского времени в пещере Трех братьев.

Коллективные погребения на месте стойбища, среди отбросов жилья, примером чего в известной степени являются и погребения, открытые в пещерах Крыма (Мурзак-Коба, Фатьма-Коба), указывают, очевидно, на какие-то новые представления, складывавшиеся в данную эпоху в отношении умерших членов общины. Дальнейшее развитие подобных представлений, корни которых следует искать в крепнущих обществен­ных связях и общем росте культуры, уже в сравнительно раннее время неолита приводит к практике регулярных захоронений членов первобыт­ной общины в определенном, освященном обычаем месте, то есть к появ­лению настоящих родовых кладбищ.

1.3.     Анимизм

Переходя к культурным народам, мы можем указать сиамцев как пример народа, который принимает, что душа состоит из тонкого вещества, недоступного зрению и осязанию или как бы связанного с быстро дви­жущимся воздушным телом. В классическом мире можно найти следующее мнение Эпикура: «Те, которые говорят, что душа бестелесна, говорят бессмысленные вещи, потому что она не могла бы ни делать, ни чувствовать что бы, тони было, если бы имела такие свойства». Из отцов церкви св. Ириней описывает душу как нечто бестелесное в противоположность смертному телу, а Тертуллиан упоминает о видении или откровении одной монтанистской пророчицы, видевшей душу в телесном образе тонкой и светлой, воздушной по своему цвету и имеющей форму человека.

Дикие племена в их первоначальном воззрении на человеческую душу представляли ее себе как эфирное или парообразное существо, и это воз­зрение занимало видное место в человеческой мысли во все века. Дей­ствительно, позднейшее метафизическое понятие о невещественности души «два ли могло бы иметь какой-нибудь смысл для дикаря. Кроме того, нужно заметить, что по отношению к природе и действиям призрачных душ низшая философия свободна от многих затруднений, которые до наших дней тревожили метафизиков и теологов цивилизованного мира.

Душа, или дух, покидающий тело при смерти, способна по своей воле оставаться у могилы, странствовать по земле, летать в воздухе или отправляться в настоящую обитель духов—в загробный мир. Люди не останавливаются на убеждении, что смерть возвращает душу к свободному и деятельному существованию. Они совершенно ло­гично стараются помочь природе, убивая людей, чтобы освободить их души для служения духам. Таким образом, возникает один из наиболее, распро­страненных, определенных и понятных обрядов анимистической религии— обычай погребальных человеческих жертвоприношений на пользу умер­шего.

Весьма отчетливое описание жестоких обычаев, к которым ведет такое воззрение, встречается в рассказах о племенах Индийского архипелага. Вот описание похорон знатных людей у диких каянов на острове Борнео: «У них в обычае убивать рабов, чтобы они могли следовать за господином и служить ему. Перед тем, как убить их, родственники знатного покойника обступают рабов, внушая им служить усердно господину, за которым они последуют, ухаживать за ним и растирать его тело, когда он будет болен, не отходить от него и исполнять все его приказания. Затем род­ственницы покойного берут копье и наносят жертвам легкие раны, после чего мужчины закалывают их до смерти». С этим же понятием связан варварский обычай «охоты за головами», бывший столь распространенным у даяков до времени раджи Брука. Они полагали, что обладатель каждой головы, которую они могли добыть, будет служить им в будущем мире, где положение человека будет определяться числом голов, находившихся в его власти в этой жизни. Они обыкновенно носили траур по умершем, пока не успевали достать голову, другими словами, пока не успевали снабдить его рабом в «жилище душ». Отец, потерявший сына, должен выйти и убить первого встречного ему человека в виде погребального обряда. Молодой человек не имеет права жениться, пока не добудет себе головы, а у некоторых племен в обычае хоронить вместе с умершим первую, добытую им голову, копье, одежду, рис и бетель. Подкарауливать людей и убивать их из-за головы сделалось национальной забавой у даяков. По их выражению, «белые читают книги, мы же вместо того охотимся за головами».

В Америке погребальные приношения в жертву людей имеют весьма характерную физиономию. Хорошим примером их могут служить обычаи племени осаго, которые иногда втыкали в могильный холм шест со скаль­пом убитого неприятеля. Они думали, что душа убитого неприятеля, скальп которого вешался над могилой покойного, становилась подчи­ненной в другом мире духу похороненного воина. Отсюда последней и лучшей услугой, какую можно было оказать умершему родственнику, считалось умерщвление врага и принесение его скальпа, что делало его будто бы рабом покойника. Сходство этого понятия с только что опи­санным у даяков крайне поразительно. С этой же целью караибы убивают на могиле господина всех его рабов, которых могут схватить. У дикарей, стоящих на более высокой ступени социального и политического развития, эти обычаи не только не исчезли, но даже усилились. Мы видим это в возму­тительных жертвоприношениях воинов, рабов и жен, которых посылали на тог свет продолжать их прежнюю службу при погребении вождей или царей в Центральной Америке, Мексике, Боготе и Перу.

Если мы обратимся к преданиям Азии и Европы, то мы увидим, что в древние времена жертвоприношение слуг было весьма распространено на обоих материках.

В Китае легенды сохраняют еще воспоминание о древних человече­ских жертвах при погребении. Брат Чин-янга, ученика Конфуция, умер. Его вдова и домоправитель пожелали схоронить вместе с ним несколько живых людей, которые служили бы ему в загробном мире. На это мудрец сказал, что «настоящими жертвами были бы жена и управитель», но так как это не вполне согласовалось с их взглядами, то дело оставлено было без последствий, т. е. покойник был похоронен без свиты.

Арийцы дают поразительные примеры обряда погребальных человече­ских жертвоприношений, притом в самой жестокой форме. Предания о них сохранились как в истории, так и в мифах, которые передают не менее верно нравы прошлого. Рассказ о троянских пленниках, поверженных вместе с лошадьми и собаками на погребальный костер Патрокла, об Эвадне, бросающейся на костер мужа, и рассказ Павзания о самоубийстве трех мессенских вдов служат памятниками этих обрядов у греков. В сканди­навских мифах Бальдер сжигается со своим пажем, лошадью и седлом, Брунгильда ложится на костер возле любимого ею Сигурда, мужчины и девушки следуют за ними в подземное царство. Галлы во времена Цезаря сжигали при торжественных похоронах все, что было дорого покойному,— животных, любимых его рабов и клиентов. Древние рассказы о славян­ском язычестве описывают сжигание умерших с одеждой и оружием, с лошадьми и собаками, с верными слугами и женами. По словам св. Бони­фация, венды так строго соблюдают супружеские обеты, что жены часто отказываются переживать мужей. Великим уважением пользуется жен­щина, убивающая себя собственноручно, чтобы быть сожженной на одном костре со своим мужем.

Древние погребальные обряды брахманов были подробно описаны на основании санскритских источников профессором Максом Мюллером. Вдова должна быть положена на не зажженный еще костер вместе с трупом своего мужа, а если он был воин, то с ним кладется и его лук. Но затем зять, или усыновленный приемыш, или старый слуга должны свести вдову обратно, говоря при этом: «Встань, женщина, вернись в мир жизни; ты уснула возле того, от которого жизнь отошла; приди к нам — ты исполнила долг жены перед мужем, который некогда взял твою руку и сделал тебя матерью!» Что же касается лука, то его ломают и бро­сают снова на костер. Орудия жертвоприношений, принадлежавшие покой­нику, должны быть также положены на костер и сожжены. Допуская, что позднейший обряд сжигания вдов есть отклонение от первоначаль­ного брахманского устава, мы имеем, однако, некоторое основание рас­сматривать этот обычай не как совершенно новое изобретение позднейшего индусского духовенства, а как возрождение древних арийских обрядов, относящихся к периоду, еще более древнему, чем Веда. Древняя церемония в ее наиболее отдаленной форме, вероятно, состояла в действительном сжигании вдовы вместе с умершим мужем и уже позднее была заменена под влиянием более гуманных обычаев только внешней формальностью. В пользу этого взгляда говорит существование древнего и строгого запре­щения приносить в жертву жен, — запрещения, которое, очевидно, напра­влено против существовавшего обычая. Закон брахманов говорит, что «следовать за умершим мужем запрещено. Относительно других каст этот закон может и не быть, соблюдаем». Воззрение на сжигание вдов у индусов как на пережиток и оживание древнего обычая кажется мне вполне согласным с общей этнографической стороной вопроса.

Переходя теперь от рассмотрения души человека к душам животных, мы должны, прежде всего, ознакомиться с понятием дикаря о природе этих душ,— понятием, которое весьма отличается от воззрений цивилизованного человека. Это различие выясняется всего резче из следующего замечатель­ного ряда воззрений, свойственных диким племенам. Дикарь говорит совершенно серьезно о мертвых и живых животных, как о мертвых и живых людях, приносит им дары и просит у них прощения, когда должен убивать их или охотиться за ними. Североамериканский индеец говорит с лошадью, как с разумным существом. Некоторые из них щадят гремучую змею, боясь мести ее духа. Другие почтительно кланяются ей, как другу из мира духов, насыпают ей на голову щепотку табаку в виде дара, затем ловят за хвост, убивают с удивительною ловкостью и уносят кожу как трофей. Если индейца растерзает медведь, это значит, что животное напало на него намеренно, в гневе, может быть, желая отомстить за обиду, нанесенную другому медведю. Когда медведя убьют, у него просят прощения и даже стараются загладить обиду, куря с ним трубку мира. Она вставляется ему в пасть, на нее дуют и в то же время просят духа медведя не мстить.

В Африке кафры, охотясь за слоном, просят его не раздарить и не убить охотников. Когда же он убит, начинают уверять его, что убили его не на­рочно. Затем они хоронят его хобот, потому что слон, по их понятиям, великий вождь и его хобот есть его рука, которой он может нанести вели­кий вред.

Подобно тому, как многие общества совершают погребальные жертво­приношения людей и животных, чтобы отправлять их души на службу умершему, точно так же племена, придерживающиеся веры в душу пред­метов, вполне резонно, со своей точки зрения, приносят в жертву вещи, чтобы передать их покойнику. У алгонкинских племен приношение вещей в дар умершему было обычным обрядом. Мы читаем, например, что труп воина хоронят обыкновенно с ружьем, палицей, трубкой и краской, которую они употребляют на войне, причем к нему обращаются с речью относительно предстоящего ему пути. Точно так же женщин хоронят с домашней утварью и ремнем для ношения вечной ноши, которой обре­менена ее тягостная жизнь. Цель подобных жертвоприношений—передача души, или призрака, предмета во владение покойника—ясно видна из опи­сания патера Лаллемана еще в 1623 г. Индейцы, погребая котлы, меха и т. д. вместе с телами умерших, говорили, что тела этих предметов оста­ются, но души их отходят к умершим, которым они прежде служили. Представление это наглядно выражено в следующем предании, или мифе, оджибве. Гитши-Гаузини был вождь, живший на берегах Верхнего озера. Однажды после нескольких дней болезни он, по-видимому, умер. Он был искусным охотником и выражал желание, чтобы после его смерти его прекрасное ружье было похоронено вместе с ним. Но так как неко­торые из друзей не считали его действительно умершим, то его тело оста­валось непогребенным. Вдова не отходила от него четыре дня. На пятый он вернулся к жизни и рассказал следующее. Его дух, говорил он, стран­ствовал после смерти по широкой дороге умерших к стране блаженства, через обширные луга, покрытые роскошной травой, и великолепные рощи, где пели хоры бесчисленных птиц. Наконец, с вершины холма он увидал город мертвых, лежащий вдали в тумане, сквозь который блестели дале­кие озера и реки. Он встречал стада красивых оленей, лосей и другой Дичи, которая без всякого страха бродила возле дороги. Но у него не было ружья, и, припомнив, как он просил своих друзей положить с ним ружье в могилу, он вернулся домой, чтобы взять его. Тут он встретился лицом к лицу с целыми вереницами мужчин, женщин и детей, идущих к городу мертвых. Они были нагружены ружьями, трубками, домашней утварью, съестными припасами и другими предметами. Женщины несли корзины и раскрашенные весла, а мальчики держали в руках разукрашенные палицы и свои луки и стрелы, подарки друзей. Отказавшись от ружья, которое предложил ему слишком тяжело нагруженный путешественник, Дух Гитши-Гаузйни вернулся домой за своим собственным и, наконец, Достиг своего жилища. Но здесь его взоры были поражены видом громад­ного костра, и, найдя, что пламя закрывает ему путь со всех сторон, он отчаянным прыжком прорвался сквозь огонь и проснулся от забытья. Окончив свой рассказ, Гитши-Гаузини дал слушателям следующий совет: не погребать столько грузных вещей с умершими, потому что это задер­живает их путешествие к стране покоя. Почти каждая встреченная им душа горько жаловалась на свою ношу. Было бы разумнее, говорил он, класть в могилу только такие вещи, которые особенно были дороги умершему или которые он именно просил похоронить вместе с ним.

Столь же определенную цель имеют фиджийцы, когда они умершему начальнику, вымазанному маслом, раскрашенному и разодетому, как при жизни, кладут тяжелую палицу возле правой руки, в которой он дер­жит один или несколько великолепно украшенных и весьма ценных «китовых зубов». Погребальные обряды каренов заканчивают описыва­емую группу. У них сохранились еще, по-видимому, остатки настоящих жертвоприношений людей и животных. Так, у могилы важного лица привязываются. невольник и лошадь, которые при этом всегда убегают, после чего невольник становится свободным. Кроме того, обычай класть съестные припасы, утварь и оружие, ценные золотые и серебряные укра­шения возле покойника распространен у них повсеместно.

Приношение какого-либо имущества в дар умершему представляет один из самых распространенных религиозных обычаев на земном шаре.

Общий обзор погребальных жертвоприношений на земном шаре ясно должен показать, что одна из наиболее обычных побудительных причин в этом случае есть более или менее определенное желание доставить удо­вольствие умершему. Такое желание порождается либо любовью к покой­нику, либо боязнью прогневить его. Каким образом подобное желание могло принять эту практическую форму, мы можем угадать до некоторой степени, так как нам не чуждо еще-то состояние ума, из которого погребальные жертвоприношения естественно могли возникнуть. Человек, правда, умер, но можно еще представить себе его живым, взять его холод­ную руку, говорить с ним, поставить его стул у стола, положить с ним в гроб полные значения сувениры, бросить цветы на его гроб, класть венки иммортелей на его могилу. Детское игнорирование смерти, детское желание уверить себя, что умершие могут продолжать действовать, как и прежде, должны были заставить дикарей хоронить вместе с покой­ным родственником оружие, одежду и украшения, служившие ему при жизни, заботиться об его пище, класть сигару в его рот перед окончанием погребений, класть игрушки в гроб ребенка.

Караибы, полагая, что после смерти душа человека отправляется в царство мертвых, приносили в жертву невольников на могиле вождя, чтобы они могли служить ему в новой жизни, и для этой же цели хоронили вместе с ним оружие и собак. Гвинейские негры убивали при похоронах знатного человека нескольких жен и невольников, чтобы они могли слу­жить ему в другом мире, и клали ему лучшие одежды, золотые фетиши, кораллы, бусы и другие драгоценности в гроб с той же целью. Когда новозеландскому вождю приносили при его смерти в жертву невольников и оплакивающее его семейство давало любимой жене веревку, на которой она должна была повеситься в лесу, чтобы соединиться со своим мужем,— в этих случаях трудно отыскать другую побудительную причину, кроме той, которая заставляла в то же время снабжать умершего оружием. Точно так же нельзя умственно разграничить те цели, которые заставляли тунгусов хоронить вместе с умершим его лошадь, лук и стрелы, принад­лежности курения и утварь.

В типическом описании похоронных обрядов древних скифских вож­дей, которое мы встречаем у Геродота, разнообразное содержание могиль­ного кургана—задушенные жена и домашние слуги, лошади, любимые вещи, золотая посуда служит красноречивым выражением той мысли, которая повела к варварскому обычаю приносить в жертву умершему живых существ и вещи. Так, в древней Европе воин со своим мечом и копьем; лошадью и седлом, охотник с собаками, соколами, с луком и стрелами, женщина в праздничном наряде и золотых украшениях зары­вались вместе в могильном кургане. Общее назначение их бесспорно уста­новлено археологией.

Что касается вещей, приносимых в дар умершим, то люди, приносящие их, дают себе самый ясный отчет об их судьбе. Несмотря на то, что пред­меты гниют в могиле или сгорают на костре, они, тем не менее, поступают во владение души умершего, которой предназначены. Переходят не самые вещественные предметы, соответствующие им, но призрачные образы, которые и уносятся душами умерших при их далеком загробном стран­ствовании или служат им в мире духов. Поэтому призраки умерших являются иногда живым вместе с вещами, которые они получили в дар, или с просьбой дать им какую-нибудь вещь, в которой им было отказано. Орудия, погребаемые вместе с умершими сиу, должны служить им для поддержания жизни на том свете, а краска, которую клали в гроб умершего ирокеза, предназначалась для того, чтобы он мог явиться в другой мир в приличном виде.

Сжигаемые одежды, корзины и военные принадлежности должны были сопровождать покойника и до некоторой степени защищать от холодного ветра. Ацтеки верили, что приношения тени умершего воина доходили до нее в небесных долинах. У древних перуанцев жены умершего принца должны были повеситься, чтобы продолжать свои обязанности за гробом. Кроме того, многие из его слуг погребались обыкновенно на его полях или любимых местах отдыха, чтобы душа его, проходя по этим местам, могла взять с собой их души для будущей службы. В соответствии с этими строго аними­стическими понятиями перуанцы объясняли, что к приношению в жер­тву умершему различных вещей побуждало следующее обстоятельство: «они видели или думали, что видели давно умерших людей, украшенных теми предметами, которые были похоронены вместе с ними, и в сопро­вождении их жен, зарытых живыми в землю».

Столь же определенные понятия о душе, или призраке, предметов, встречаются в новейшем описании Мадагаскара, где также в могилу зары­ваются вещи, которые должны служить умершим. Туранские племена в Северной Азии признают, что при погребальных церемониях приносят в дар лошадей, сани, одежду, топоры, котлы, кремень, огниво и трут, мясо и масло с целью снабдить умершего запасами для его путешествия в страну душ и пребывания там. У эстов в Северной Европе умерших снабжают для их загробного путешествия иголками и нитками, щеткой для волос, мылом, хлебом, водкой и деньгами; если умер ребенок, ему кладут в гроб игрушки.

Верования древних галлов в будущую жизнь заставляли их сжигать и погребать с умершими вещи, пригодные живущим. Нет ничего неве­роятного в рассказах о том, что они откладывали до будущей жизни уплату долгов, потому что даже в новейшие времена японцы дают взаймы деньги для возвращения с огромными процентами на том свете. Души умерших норманнов брали с собой своих слуг и лошадей, лодки и деньги, платье и оружие. Таким образом, так же как при жизни, они после смерти путешествовали по длинному, темному «адскому пути». Такие примеры погребальных обрядов показывают, что одни и те же обычаи и в значи­тельной степени одни и те же побуждения существовали в первобытном диком состоянии человека, пережили варварские века и сохранились при цивилизации. Если бы можно было получить от всех этих обществ прямой ответ на вопрос, верят ли они в души всех предметов вообще, начиная от человека и животного до копий, одежд, палок и камней, мы, вероятно, встретили бы в большинстве случаев такое же признание вполне развитого анимизма, какое находим в Северной Америке, Поли­незии и Бирме. Но так как подобное прямое свидетельство, очевидно, невозможно, то мы имеем, по крайней мере, право предположить, что низшая культура, имеющая на практике дело с предметными душами, близка к признанию их существования.

Прежде чем мы оставим разбор погребальных жертвоприношений для передачи умершим, мы должны проследить этот обычай до его совер­шенного исчезновения. Он не мог исчезнуть внезапно, но должен был оставить следы, более или менее ослабленные по форме и измененные по значению. Кановиты на Борнео уверяют, что имущество умершего человека должно быть пущено по воде, чтобы служить ему в будущем мире, и даже кладут все ценные вещи у его гроба, но на самом деле отпра­вляют в утлом челноке только несколько старых вещей, которых, по их мнению, не стоит присваивать себе.

Обычай заменять дорогие приношения имитациями, не имеющими никакой цены, превратился в Китае в изготовление различных эмблем. Так, например, люди и лошади, отправляемые для служения умершему, делаются из бумаги, равно как и платье и деньги, приносимые в дар. Подобным же образом целые тюки различных вещей поручаются покой­нику для передачи друзьям, умершим ранее его. Красивые, роскошно убранные домики из бумаги сжигаются для умершего китайца, чтобы он мог жить в них потом, вместе с тем сжигаются и бумажные ключи, чтобы он мог отпереть бумажные замки бумажных ящиков, в которых положены свертки золотой и серебряной бумаги, долженствующие пре­вратиться на том свете в ходячую золотую и серебряную монету.

Подобно тому, как уроженцы Борнео, сделавшись магометанами, все еще придерживались обычая зарывать съестные припасы на дорогу умершему в знак уважения к нему, так и обычай хоронить различные вещи вместе с умершими сохранился в христианской Европе. Греки давали умершему обол для Харона, древние пруссы снабжали своих покойников карманными деньгами для покупки лакомств во время трудного пути, и точно так же до сих пор немецкие крестьяне зарывают покойника, положив ему в рот или руку мелкую монету. Из описаний явствует, что в простом народе остальных частей Европы все еще существует обы­чай снабжать умершего деньгами.

Таким образом, мы рассмотрели вообще теорию духов, или душ, различных предметов, и теперь нам остается указать то, что для обра­зованных людей может казаться наиболее серьезным,— именно близкое отношение этой теории к одному из наиболее важных учений философии цивилизованных народов. Мыслитель-дикарь, хотя и много занимаясь явлениями жизни, сна, болезни и смерти, смотрел, по-видимому, на обыч­ные процессы собственного ума, как на дело, понятное само по себе. Ему едва ли приходило когда-нибудь в голову думать о механизме мыш­ления.



Информация о работе «Виды поселений и погребений в первобытном обществе»
Раздел: Культура и искусство
Количество знаков с пробелами: 67894
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
29889
0
7

... образ жизни на основе земледелия, переходят на более высокий этап развития – к плужному земледелию. В это время происходят и социальные сдвиги среди племен. В поздний период первобытного общества развивались художественные ремесла: изготавливались изделия из бронзы, золота и серебра. Виды поселений и погребений. К концу первобытной эпохи появился новый вид архитектурных сооружений – крепости. ...

Скачать
29523
0
0

... формы эксплуатации, избыточный продукт превращается в прибавочный, зарождается частная собственность и, наконец, появляются общественные классы и государственность. 2. Социальные отношения. Общественная жизнь в первобытном обществе регулировалась нормами поведения, совокупность которых в современной науке принято называть мононорматикой. В функциональном плане эти нормы сочетали и правовые, ...

Скачать
38367
0
0

... складываются и основные этнические общности, которые можно отнести к предкам народов, проживающих в современной России. Ранняя этническая история народов восточной европы Лингвисты считают, что заселившие Европу 10 - 12 тысячелетий назад первобытные племена говорили на языках, восходящих к относительно единой языковой семье, условно называемой ностратической. Однако по мере расселения племен ...

Скачать
37324
0
0

... размыты, зато стадиальная общность прослеживается повсеместно. Взаимосвязь искусства и религии   В целом, тесная взаимосвязь искусства и религии определяется рядом общих моментов. Главное, они выражают ценностное отношение человека к действительности, к миру бытия, к смыслу собственной жизни и будущего своей земли. Искусство и религия были тесно переплетены в структуре древнего синкретического ...

0 комментариев


Наверх