Навигация
3. Будущее.
<…> Значение исследования языка кроется в том факте, что в этом исследовании можно дать относительно четкую и ясную формулировку некоторых центральных вопросов психологии и получить массу относящегося к ним материала. Более того, исследование языка является в настоящий момент уникальной областью, сочетающей богатство данных и возможность четко формулировать основные спорные вопросы. <…>
<…> Успехи науки о языке будут зависеть от того, чт ό она сможет дать для понимания характера мыслительных процессов и структур, которые они образуют и которыми они оперируют. <…>
Вполне естественно ожидать, что внимание к языку будет оставаться центральным моментом в исследовании человеческой природы, как это было и в прошлом. Любой, кто занимается изучением человеческой природы и человеческих способностей, должен так или иначе принять во внимание тот факт, что все нормальные человеческие индивиды усваивают язык, в то время как усвоение даже его самых элементарных зачатков является совершенно недоступным для человекообразной обезьяны, разумной в других отношениях. <…>
Любая из известных коммуникативных систем животных <…> использует один из двух основных принципов: либо она состоит из фиксированного, конечного числа сигналов, каждый из которых связан со специфической областью поведения или эмоционального состояния <…>, либо она использует фиксированное, конечное число языковых измерений, каждое из которых связано с конкретным неязыковым измерением таким образом, что выбор некоторой точки в языковом измерении задает и сигнализирует некоторую точку в соответствующем неязыковом измерении.<…> Неверно говорить о "дефектности" системы животных в терминах диапазона потенциальных сигналов; скорее наоборот, так как коммуникативная система животных допускает в принципе континуальное варьирование в языковом измерении <…>, в то время как человеческий язык дискретен. Следовательно, дело не в количественном различии типа "больше" – "меньше", а в совершенно отличном принципе организации. <…>
<…> Человеческий язык, как представляется, основан на совершенно других принципах. Это, я думаю, важный момент, часто не замечаемый теми, кто рассматривает человеческий язык как естественное, биологическое явление; в частности, по этим причинам представляется довольно бессмысленным рассуждать об эволюции человеческого языка из более простых систем, возможно, столь же абсурдным, как абсурдно было бы рассуждать об "эволюции" атомов из скоплений элементарных частиц.
Насколько мы знаем, обладание человеческим языком связано с особым типом умственной организации, а не просто с более высокой степенью интеллекта. Представляется, что не существует данных, подтверждающих взгляд, согласно которому человеческий язык – это просто более сложный случай чего-то, что может быть найдено где-то еще в животном мире.<…> И мне кажется, что сейчас нет лучшего и более многообещающего пути исследования существенных и отличительных свойств человеческого интеллекта, чем путь детального исследования структуры этого уникального человеческого дара. Разумное предположение, следовательно, состоит в том, что если могут быть построены эмпирические адекватные порождающие грамматики и заданы универсальные принципы, которые управляют их структурой и организацией, то это будет важный вклад в психологию человека. <…>
Представляется ясным, что мы должны рассматривать языковую компетенцию – знание языка – как абстрактную систему, лежащую в основе поведения, систему, состоящую из правил, которые взаимодействуют с целью задания формы и внутреннего значения потенциально бесконечного числа предложений. Такая система – порождающая грамматика – дает экспликацию идеи Гумбольдта о "форме языка", которую в несколько туманном, но глубоком замечании в своей великой посмертной работе Über die Verschiedenheit des Menschlicher Sprachbaues 2 Гумбольдт определяет как "то постоянное и единообразное в <…> деятельности духа, возвышающей артикулированный звук до выражения "мысли", взятое во всей совокупности своих связей и систематичности". Такая грамматика определяет язык в гумбольдтовском смысле, а именно как "рекурсивно порождаемую систему, где законы порождения фиксированы и инвариантны, но сфера и специфический способ их применения остаются совершенно неограниченными" 3 .
В каждой такой грамматике есть конкретные, идеосинкретические элементы, набор которых определяет один специфический человеческий язык, и есть общие универсальные элементы, условия, налагаемые на форму и организацию любого человеческого языка, которые составляют предмет изучения "универсальной грамматики". Среди принципов универсальной грамматики находятся те, которые <…> различают глубинную и поверхностную структуру и которые ограничивают класс трансформационных операций, связывающих их. Заметим, между прочим, что существование определенных принципов универсальной грамматики делает возможным развитие новой области – математической лингвистики, области, которая подвергает абстрактному изучению класс порождающих систем, отвечающих условиям, выдвинутым в универсальной грамматике. Это исследование нацелено на разработку формальных свойств любого возможного человеческого языка. <…> В этой области имеются некоторые многообещающие начальные результаты, и тем самым намечается одно возможное направление будущих исследований, которое, вероятно, окажется чрезвычайно важным. Таким образом, представляется, что математическая лингвистика находится в настоящее время в уникально благоприятном положении по сравнению с другими математическими подходами в общественных и психологических науках, так как она может развиваться не просто как теория данных, а как исследование высокоабстрактных принципов и структур, которые определяют характер мыслительных процессов человека. В этом случае рассматриваемые мыслительные процессы – это те, которые участвуют в организации одной специфической области человеческого знания, а именно знания языка. <…>
Перед тем, как обратиться к общей значимости исследования языковой компетенции и, конкретнее, к выводам из универсальной грамматики, полезно уточнить статус этих выводов в свете современных знаний о возможном разнообразии языков.<…>
Приверженцы философской грамматики обычно утверждали, что языки мало варьируются в своих глубинных структурах, хотя в поверхностных манифестациях может наблюдаться широкое варьирование. Таким образом, согласно этому взгляду, существует внутренняя структура грамматических отношений и категорий, и определенные аспекты человеческого мышления и умственных способностей в существенной части инвариантны в разных языках, хотя языки могут различаться тем, выражают ли они грамматические отношения формально посредством флексии или, например, порядка слов. Более того, изучение <…> работы языков показывает, что лежащие в основе рекурсивные принципы, которые порождают глубинную структуру, считались ограниченными определенным образом, например, условием, что новые структуры образуются только путем вставления нового "высказывательного содержания", новых структур, которые сами соответствуют реальным простым предложениям, в фиксированные позиции в уже образованных структурах. Аналогичным образом, грамматические трансформации, которые образуют грамматические структуры путем переупорядочивания, эллипсиса и других формальных операций, сами должны отвечать определенным фиксированным общим условиям. <…> Коротко говоря, в теориях философской грамматики и более поздних разработках этих теорий делается допущение, что языки различаются очень мало, несмотря на значительный разнобой во внешней реализации, стоит только нам обнаружить их более глубокие структуры и вскрыть их фундаментальные механизмы и принципы.
Интересно отметить, что это допущение удерживалось даже в период немецкого романтизма, который был, конечно, во многом поглощен разнообразием культур и многочисленными богатыми возможностями интеллектуального развития человека. Так, Вильгельм фон Гумбольдт, который сейчас более всего известен своими идеями о разнообразии языков и связи различных языковых структур с расходящимися "мировоззрениями", тем не менее твердо придерживался взгляда, что в основе любого человеческого языка мы найдем систему, которая универсальна, которая просто выражает уникальные интеллектуальные свойства человека. По этой причине, он находил возможным поддерживать рационалистский взгляд, что языком в действительности не овладевают – и уж, конечно, ему не обучают, – а что язык развивается "изнутри" предопределенным, в основном, образом, когда существуют подходящие условия окружения. В действительности, доказывал он, нельзя обучить первому языку, а можно лишь "дать нить, по которой он будет развиваться самотеком", посредством процессов, более похожих на созревание, чем на обучение. <…>
Довод, выдвинутый <…> против Гумбольдта и философской грамматики вообще, имеет большое значение в связи с ролью лингвистики для общей психологии человека. Очевидно, эта роль может быть действительно важной только в том случае, если рационалистский взгляд в основном правилен, и тогда структура языка может действительно служить в качестве "зеркала ума", как в ее конкретном, так и в универсальном аспекте. Принято считать, что современная антропология установила ложность допущений сторонников рационалистской универсальной грамматики и продемонстрировала с помощью эмпирических исследований, что языки могут в действительности обнаруживать величайшее разнообразие. Утверждения <…> о разнообразии языков повторяются снова и снова на протяжении современного периода. <…>
Антропологические исследования (как и структурно-лингвистические исследования вообще) не пытаются вскрыть внутреннее ядро порождающих процессов в языке, то есть процессов, которые определяют более глубокие уровни структуры и которые образуют системное средство для создания все новых типов предложений. Поэтому, очевидно, они не могут каким бы то ни было образом реально касаться классического допущения о том, что эти внутренние порождающие процессы лишь слегка варьируют от языка к языку. <…>
Я думаю, что когда мы размышляем над классической проблемой психологии, проблемой объяснения человеческого знания, мы не можем не поражаться огромному несоответствию между знанием и опытом, в случае языка, между порождающей грамматикой, которая выражает компетенцию говорящего, и скудными, дефектными данными, на основе которых он построил для себя эту грамматику. <…>
В той мере, в какой мы имеем первое ориентировочное приближение к порождающей грамматике некоторого языка, мы можем впервые сформулировать практическим образом проблему происхождения знания. Другими словами, мы можем поставить вопрос: "Какая начальная структура должна быть приписана мышлению, чтобы она обеспечила ему способность построить такую грамматику на основе чувственных данных?"<…> Мы знаем, что грамматики, которые конструируются в действительности, лишь слегка варьируются среди носителей одного и того же языка, несмотря на широкие вариации не только в умственных способностях, но также в условиях, при которых усваивается язык. Как члены определенной культуры, мы, естественно, знаем о больших различиях в способностях использовать язык, в знании словаря и так далее, которые происходят от различий в условиях усвоения; мы, естественно, обращаем гораздо меньше внимания на сходства и на общее знание, которые мы считаем само собой разумеющимися. Но если нам удается установить необходимую психологическую дистанцию, если мы действительно сравниваем порождающие грамматики, которые должны постулироваться для различных носителей одного и того же языка, мы находим, что сходства, считающиеся само собой разумеющимися, четко выражены и что расхождения немногочисленны и носят периферийный характер. Более того, представляется, что диалекты, которые, с поверхностной точки зрения, значительно удалены друг от друга, даже с трудом понимаемые при первом знакомстве с ними, имеют огромное центральное ядро общих правил и процессов и очень немногим варьируются в своих внутренних структурах, которые, как кажется, остаются инвариантными на протяжении долгих исторических эпох. Более того, мы обнаруживаем существенную систему принципов, которые не меняются от языка к языку даже в случае, если эти языки, насколько нам известно, совершенно не родственны. <…>
Мы должны постулировать врожденную структуру, которая достаточна содержательна, чтобы объяснить несоответствие между опытом и знанием, структуру, которая может объяснить построение эмпирически обоснованных порождающих грамматик при заданных ограничениях времени и доступа к данным. <…>
<…> Представляется разумным предположить, что порождающая грамматика является системой из многих сотен правил нескольких различных типов, организованной в соответствии с определенными фиксированными принципами упорядочивания и применимости и содержащей определенную фиксированную подструктуру, которая наряду с общими принципами организации, является общей для всех языков. <…>
Насколько я знаю, единственной содержательной гипотезой, намечающей решение проблемы усвоения знания языка, является рационалистская концепция. <…> Повторю основные моменты. Предположим, что мы приписываем мышлению в качестве врожденного свойства общую теорию языка, которую мы назвали "универсальной грамматикой". Эта теория <…> задает определенную подсистему правил, которая составляет каркас структуры любого языка, и множество разнообразных условий, формальных и субстанциональных, которым должна отвечать любая дальнейшая разработка грамматики. Теория универсальной грамматики, следовательно, дает схему, которой должна подчиняться любая конкретная грамматика. Предположим, далее, что мы можем сделать эту схему достаточно ограничивающей, так что очень небольшое число возможных грамматик, отвечающих схеме, будет согласоваться со скудными и дефектными данными, которые реально доступны для овладевающего языком. Его задача тогда состоит в том, чтобы вести поиск среди возможных грамматик и отобрать одну, которая не отвергается явно доступными ему данными. То, с чем сталкивается овладевающий языком при этих допущениях, сводится не к невероятной задаче изобретения высокоабстрактной и сложно структурированной теории на основе дефектных данных, а к гораздо более выполнимой задаче установления того, принадлежат ли эти данные к одному или к другому из весьма ограниченного набора возможных языков. <…>
То, как я описывал усвоение знания языка, вызывает в памяти очень интересную и несколько забытую лекцию, прочитанную Ч.С.Пирсом 4 более чем пятьдесят лет назад, в которой он развивал некоторые довольно похожие представления относительно усвоения знания вообще. Пирс доказывал, что общие пределы человеческого интеллекта гораздо уже, чем могло бы следовать из романтических допущений о беспредельном совершенствовании человека.<…> Он утверждал, что врожденные ограничения на допустимые гипотезы являются предварительным условием для успешного построения теории, что "инстинкт угадывания", который обеспечивает гипотезы, использует индуктивные процедуры только для "корректировки". Пирс утверждал в этой лекции, что история древней науки показывает, что некоторую аппроксимацию правильной теории открывали удивительно легко и быстро на основе весьма неадекватных данных, коль скоро сталкивались с соответствующими проблемами; он отмечал, "как мало попыток угадывания требовалось великим гениям, чтобы правильно отгадать законы природы". И, спрашивал он, "что вообще заставляло человека принимать эту истинную теорию. Нельзя сказать, что это происходило случайно, так как шансы явно не на стороне того, чтобы в течение двадцати или тридцати тысяч лет, на протяжении которых человек существует как мыслящее животное, пришла в голову какого-либо человека единственная истинная теория". Тем более еще меньше шансов, чтобы истинная теория каждого языка приходила в голову каждому четырехлетнему ребенку. Продолжая словами Пирса, "ум человека обладает свойством естественной адаптации к процессу воображения правильных теорий определенных типов. <…> Если бы человек не обладал даром мышления, адаптированного к его потребностям, он никогда не смог бы усвоить никакого знания". Соответственно, в нашем случае, представляется, что знание языка – грамматика – может усваиваться только таким организмом, которому "заранее задана определенная установка" в виде жесткого ограничения на форму грамматики. Это врожденное ограничение является предварительным условием, в кантианском смысле, для языкового опыта и служит, по-видимому, решающим фактором в определении направления и результатов овладения языком. Ребенок при рождении не может знать, каким языком ему предстоит овладевать, но он должен знать, что его грамматика должна иметь заранее предопределенную форму, которая исключает многие мыслимые языки. Избрав некоторую допустимую гипотезу, он может использовать для корректировки индуктивные данные, подтверждая или опровергая свой выбор. Как только гипотеза будет достаточно хорошо подтверждена, ребенок будет знать язык, определяемый этой гипотезой; следовательно, его знание распространяется далеко за пределы его опыта и фактически заставляет его характеризовать многие данные опыта как дефектные и отклоняющиеся от нормы.
Пирс <…> утверждал, что человек открывает определенные истинные теории только потому, что его "инстинкты должны уже включать в себя с самого начала определенные тенденции правильно мыслить" об определенных специфических вопросах; аналогичным образом, "вряд ли вы будете серьезно полагать, что каждый вылупившийся цыпленок должен перерыть все возможные теории, прежде чем он дойдет до хорошей идеи подобрать что-нибудь и съесть. Наоборот, вы полагаете, что цыпленок обладает врожденной идеей о том, что это нужно делать.<…> Но если вы намерены считать, что каждый жалкий цыпленок наделен врожденной тенденцией к позитивной истине, почему вы должны полагать, что только человек лишен этого дара?"
Я старался обосновать мысль о том, что исследование языка вполне может, как и предполагалось традицией, предложить весьма благоприятную перспективу для изучения умственных процессов человека <…> Мне кажется, что <…> изучение языка должно занять центральное место в общей психолог
Похожие работы
... смысла в собственную структуру. Сгусток возникающих в этот момент явлений не может быть описан в категориях сознание, бессознательное, рефлексия, так как трансцендирует за пределы личности. Глава 2. Развитие музыкального мышления учащихся дмш на уроках сольфеджио 2.1 Выявление уровней музыкального мышления учащихся 7-9 лет Первым этапом опытно-экспериментального исследования процесса ...
... 5 лет иностранный язык, показали лучшие результаты по математике, оригинальности рисунков, развитию речи, лепке по сравнению с детьми того же возраста, не изучавшими иностранный язык. Эксперименты показывают, что иностранный язык оказывает влияние на формирование понятий у детей раннего возраста, а поскольку понятие является формой абстрактного мышления, то правомерно обозначить связь: изучение ...
... в несущественных психологических исследованиях» [4.1121]. Однако пониматься это должно с соответствующей корректировкой, а именно с точностью до наоборот. В ЛФТ изучению существенных черт мышления для корректировки языка логики противопоставлено изучение логики языка для установления существенных черт мышления[37] . Изучение мышления касается применения логики и не может фундировать последнюю. ...
... политика центральной власти может решить многие проблемы. Необходимо развивать систему распространения журналов, шире использовать телевидение и радио для образовательных программ по русскому языку и культуре речи, создать службу русского языка на телевидении и следить за грамотностью всех передач, в первую очередь, выпусков новостей. Единообразие в толковании законов можно достичь проведением ...
0 комментариев