2. Проблемы эволюции русского ПРАВОСЛАВИЯ

 

Предреволюционная Россия считалась христианской православной страной. Около 70 процентов православного населения, более 110 тысяч белого духовенства, более 66 тысяч храмов, 1100 монастырей и 100 тысяч монашествующих и проходящих послушание лиц обоего пола, казалось, могли обеспечить незыблемость православия в России и уберечь христианскую церковь от любых потрясений (9, с.114). Но не прошло двух десятков лет – и Россия назвала себя страной победившего атеизма. Публично исповедовать христианство теперь уже считалось чуть ли не преступлением, духовенство лишилось былых прав и жестоко преследовалось, около 60 тысяч храмов было разрушено, почти все монастыри закрыты «Святая Русь», зажигавшая лампадки перед святыми вдруг стала вскрывать мощи для публичной демонстрации тленности христианских идеалов. Православие было растоптано и поругано тем самым народом, в котором видели «богоносца» единственного носителя и хранителя Истины. Теперь он нашел другую «истину» и доказывал уже ее единственность и свою кровную к ней причастность.

Русское религиозное чувство искало Царствия Божьего, освящения всей жизни и всей твари. И трудно винить человека, мечтавшего как можно скорее увидеть плоды этого освященного Царства здесь, на земле. На уровне духовных академий в XIX – начале XX века велись рассуждения о каноничности идеи Царства Божьего на земле. Многие считали, что в этом нет ничего противного православной традиции. Утопия идеального царства на земле прочно засела в русском религиозном сознании. Правда, образ Христа запечатлелся в нем не так четко. Представления о национальной исключительности, мессианском предназначении и Царстве Божьем на земле были на много сильнее расплывчатого лика народного Христа и, в конце концов, воплотились в попытке «построения социализма в одной стране».

Тема образа Христа в народном сознании чрезвычайно интересна. Большинство видело в Христе не Спасителя, а грозного Судью, вершащего свой суд над миром в последний день. Христос представлялся справедливым, но суровым обличителем, к которому не принято было обращаться со своими проблемами. Молиться Христу считалось чуть ли не святотатством. Молились целому сонму святых, а главной заступницей даже перед Христом представлялась Богородица. Именно ей в соответствии с народными представлениями предстояло умолять справедливого Христа помило­вать грешников, нарушить человеческую справедливость и проявить безграничное божественное милосердие.

Трудно упрекать простого русского человека за то, что он из своего нищего быта представлял это освященное земное царство как царство даже не достатка, а элементарной нищеты, распре­делительного равенства и равного удовлетворения минимальных материальных потребностей. До­статок и богатство казались преступлением перед нищетой и общинным идеалом равенства и братства.

Полунищий русский крестьянин, не ведая иных путей, настаивал на чистоте и высоте монашеского идеала. И представление о святости монашеского подвига переплеталось с представлением о невозможности мирского пути к спасению. Монах для того и отрекается от мира, чтобы духовным подвигом, слезами, постом и молитвой загладить свои грехи и открыть путь к внутреннему преображению. Преображение же в миру казалось немыслимым. Слишком уж глубоко погряз мир в грехе. Слишком велика пропасть между миром и святостью, и проходит она не в душах людей, а вдоль монастырских стен. Слишком высоки требования, чтобы решиться исполнять их в повседневной жизни. Умудренная старость – вот подходящее время для полнокровно христианской монашеской жизни. А до тех пор душу одолевает глубокое понимание своей греховности, которое само по себе граничит со смертным грехом – унынием.

Христианство никогда не пронизывало всей народной жизни. Русский человек был христианином в храме, нигилистом в кабаке и язычником в поле. Архимандрит Федор (А М Бухарев) называл это монофизитством, то есть верой в единственно божественную природу Христа и непризнание его человеческой природы. Ведь если Христос не был человеком, то человеческая жизнь не может быть освящена, человек, оставаясь в миру, не может достичь святости Мирская жизнь, в таком случае, с христианством не может иметь ничего общего. Для христианства выделяются часы посещения церкви и многочасовые службы. По выходе же из храма христианские истины отходят на второй и третий план, а соблюдение правил христианской жизни оказывается возможным только для монахов (9, с.117).

Среди наиболее богоугодных дел в восприятии русского народа на первом месте, безусловно, стояло принятие монашеских обетов и все близкое к ним: продолжительные суровые посты, выстаивание многочасовой церковной службы. Даже нищета считалась чуть ли не христианской добродетелью. Пожертвование в пользу монастыря или паломничество по монастырям также очень высоко ценились народным религиозным сознанием. Вне монастыря наибольшей благодетелью почитались сооружение храмов и часовен по обету, их благоустройство и водружение огромных свечей перед иконами. Личностные отношения и христианская любовь в этом списке занимали далеко не первые места. Правда, существовало знаменитое русское нищелюбие, но и в нем часто не было истинного внимания к личности. Пожертвовать нищему некоторую сумму денег – это почти попытка откупиться от его проблем, освобождение совести от участия в судьбе человека, как часто бывает и в нашей современной жизни. В нищем интерес представляла не личность, а собственно нищета.

Обряд, закрепленное традицией поведение, канон значили для русского человека намного больше, чем личностные отношения. Вспоминается уголовное дело прошлого века, когда убийцы решившиеся на лишение человека жизни, не осмелились съесть в пост скоромные лепешки, найденные в сумке убитого. Нарушение поста они считали более тяжким грехом, чем убийство. Сложно поверить в такое извращение христианских понятий. Характерно, что и дело перевода Библии на русский язык в прошлом веке находило так много противников. Богоугодным делом почиталось использование непременно Библии старославянской. Всякий отход от «священного» старославянского языка считался потворствованием суетным делам нынешнего века и чуть ли не ересью. Да и сейчас отношение многих церковных людей к русской Библии не сильно изменилось.

Русской церкви удалось сохранить в неприкосновенности догматы и обряды, но за это пришлось заплатить слишком большую цену.

В практике и учении Русской Православной Церкви рубежа веков, а также в народном его вос­приятии нетрудно обнаружить не только отступления от Христовой истины, но и множество черт, перенятых впоследствии «страной победившего атеизма».

Одним из основных пунктов дореволюционного церковного учения было обожествление царской власти. К библейскому «нет власти, аще не от Бога», добавилось представление о бо­жественном характере всякого государственного деяния и божественном достоинстве царя (10, с.105).

Царская власть воспринималась не только как богоданная, но и как божест­венная по своей сути Воззрения Филарета по этому вопросу были еще довольно либеральны­ми. Он в своих речах и статьях, по крайней мере, призывал царей следовать лучшим библейским примерам. Большинство же считало, что земной царь есть наместник Царя Небесного и исполнять царскую волю – главная библейская заповедь. У подавляющего большинства цер­ковной иерархии не могла возникнуть даже сама мысль о возможном несоответствии царской воли библейским заповедям.

Законодательство Российской империи обязывало гражданское и военное на­чальство, а также полицию контролировать ежегодное исповедание и причащение своих подчи­ненных. Да и священники обязаны были всемерно стараться предупреждать возмущения кресть­ян и их от того удерживать. Начальством гражданским священники обязывались увещевать непо­винующихся крестьян и всячески стараться привести их в должное повиновение. Интересно, что белое духовенство вовсе не возмущалось подобным порабощением церкви государством. Наобо­рот, священники стремились стать государственными чиновниками в полном смысле слова. Ког­да в начале 60-х годов прошлого века обсуждался вопрос о способах содержания белого духовенства, подавляющее большинство священников требовало введения жалованья от правительства и уравнения в правах духовной службы с военной и гражданской. Лишь светские лица и такой либе­ральный журнал, как «Православное обозрение», выступали против назначения духовенству ка­зенного жалования. Не надеясь на обеспечение от прихода, с которым у большинства священни­ков были довольно натянутые отношения, народные пастыри были готовы служить государству за гарантированный годовой доход. В конце концов правительство постепенно ввело жалование все­му духовенству и вплоть до революции постоянно его повышало. Церковь действительно превра­щалась в «ведомство православного вероисповедания».

Мысль о неразрывности империи и церкви при падении царского режима сыграла с духовен­ством злую шутку и многих от церкви оттолкнула. Но отношение к власти и в советское время не­многим отличалось от дореволюционного. Вера в непогрешимость вождей, в их божественное ве­личие и божественные полномочия и при практически полном отсутствии церкви творила божков.

В русском православии были, конечно, и попытки формирования истинно христиан­ских отношений. Речь идет о старчестве.

Старчество возникло на христианском Востоке и развивалось в связи с аскетическим обучени­ем молодых монахов и было неразрывно связано с институтом тайной исповеди, зародившейся в монастырях. Старец и был духовным отцом, принимавшим исповедь у монаха. Со временем стар­чество вышло за пределы монастыря, старец стал исповедовать и мирян. В греческой церкви в те­чение Х–XII веков тайная исповедь окончательно заняла господствующее положение, вытеснив исповедь публичную и покаяние по канонам. Понятия «духовный отец» и «монастырский старец» совпали по значению. Всякий волен был избрать себе старца-духовника по своему усмотрению, но уже раз выбранного не имел права оставлять до смерти старца. Одной из главнейших добродете­лей почиталось послушание духовному отцу, являющееся наряду с умным деланием центральным пунктом восточной мистики.

В Русской Церкви, в силу огромного пространства территории, право на совершение испо­веди стал получать белый священник при своем поставлении. Духовник непременно был и но­сителем священнического сана. Большинство русских духовников было приходскими священ­никами.

Но до середины XVII века в России миряне могли исповедоваться и иеромонахам (монахам-священникам). Духовническая организация мало зависела от приходской. Собрать себе семью ду­ховных детей было особым делом приходского священника. И миряне, посещавшие службу в его церкви, могли исповедоваться у другого священника или иеромонаха Монастырское старчество и исповедь мирян белому духовенству сосуществовали. Роль духовника была очень высокой Его во­ля в духовно-религиозной сфере была законом для его духовных детей. Даже разрешения на пост нужно было испрашивать у отца. Разлучала покаяльных детей с отцом только смерть. Даже епископ не имел права разрешить верующему переход от одного духовника к другому, без воли само­го духовника. Никакое постороннее, даже со стороны высшей духовной власти, вмешательство в отношения духовного отца к детям было невозможно.

Но со второй половины XVII века церковная власть начала решительно запрещать монахам исповедовать мирян. Надзор за покаяльной семьей стал постоянным и очень внимательным. Два обстоятельства послужили тому причиной расстройство покаяльной семьи и появление старооб­рядчества. Одним из главных признаков принадлежности человека к расколу было его нехожде­ние на исповедь. Поэтому уже Алексей Михайлович делает первые попытки сделать исповедь приходскому священнику обязательной.

В 1722 году указом Сената и Синода предписывалась обязательная исповедь у своего приход­ского священника Верующий лишался свободы выбора духовника, и покаяльная семья теперь представляла собой не добровольное объединение верующих, а обязательную церковно-административную единицу – приход.

Таким образом, были в корне подорваны те основы, на которых покоилось древнерусское духовничество, – свобода выбора духовника, его абсолютная власть в деле наложения епитимий, па­триархальность в его отношениях с покаяльными детьми.

Возрождение монастырского старчества в конце XVIII – начале XIX века по вполне понят­ным причинам вызывало непонимание и нарекания со стороны церковных властей. Важной осо­бенностью русского монастырского старчества XIX века стало то обстоятельство, что старец не мог быть единственным духовным отцом мирянина, который по действующему церковному зако­нодательству должен был обязательно исповедоваться приходскому священнику. По сути, возникала практика двойной исповеди, двойного духовничества хотя официально «духовное окормление» старца к исповеди не приравнивалось.

Народное христианство было христианством крестьянским и пронизывалось патриархальными деревенскими представлениями и суевериями. Административная волость практически сливалась с православным приходом. Русская церковь веками приспосабливалась к идеологии крестьянина и освящала крестьянский труд. Стоит присмотреться к народному календарю. Крестьяне, часто не зная дней месяца, вели счет времени по дням поминовения святых, связывая с ни ми все свои приметы. Каждый земледельческий и животноводческий труд находил себе покровителя в лице почитаемых церковью святых. Но в крестьянском сознании святые часто почитались не за их святость, а за помощь в нелегком крестьянском труде. Освящение сельского труда часто выходило на первое место.

Народное христианство было общинным и вне общины существовать не могло. Отток крестьян в города, разложение и пролетаризация крестьянства разлагали сельский приход, а вчерашний крестьянин уже не ощущал себя членом церкви. Выпав из общины-прихода, новоявленный рабочий сохранял большинство суеверий и предрассудков, но утрачивал церковные представления. Крестьянин, ушедший в город, не мог представить себе православия вне деревни, вдали от крестьянского быта. Урбанизация, уничтожавшая основу народного христианства – сельский приход, была одной из основных причин упадка народного православия. Освящение крестьянского труда обернулось невозможностью существования православия вне патриархальной деревни.

Для тоталитарной идеологии характерно насилие над совестью. Носители подобной идеологии свято верили, что, навязывая силой свои воззрения, делают святое дело и спасают души своих жертв. Это было характерно и для церковного сознания прошлого века, одобрявшего насильственное «оправославливание» окраин, и для советского сознания нашего века с девизом «Насильно загоним в счастье». Одобрение церковью насилия над сектантами и раскольниками имело те же корни, что и борьба с чуждыми идеологиями в советское время. Личность человека, его соб­ственные интересы и потребности не принимались во внимание, был доподлинно известен единст­венный верный путь, и никакие другие варианты не имели права на существование.

 



Информация о работе «Православие и его место в российской культуре»
Раздел: Религия и мифология
Количество знаков с пробелами: 47281
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
83210
0
0

... неодно­значный и противоречивый характер. Поэтому нельзя ограни­читься описанием «пагубного» наследства прошлого или «катас­трофических» последствий реформ для полноценного анализа пер­спектив трансформации российского общества. Процесс модернизации не может рассматриваться как осуществление некоторой «образцовой» мо­дели, сформированной на опыте некоторых западных стран, ко­торые реализовали ...

Скачать
36995
0
0

... себя с православной верой не менее половины ее насельников, а по некоторым данным — едва ли не две трети. Самый расхожий и этически кажущийся безупречным аргумент против преподавания в школах православной культуры выглядит с некоторыми вариациями так: "А если в классе сидит мусульманин, иудей или буддист? Разве можно навязывать другую веру?" Прежде всего, не о навязывании веры идет речь, а об ...

Скачать
62582
0
0

... истин; на теократической основе строилась и политическая сфера жизни. Глава III. Влияние православия на культуру Византии и Руси в эпоху Средневековья   1.  Культура Византии   Особый облик общественной и идейной жизни в Византии придали специфические черты, присущие восточному христианству и византийской церкви. Христианство при Константине (V в.) превратилось в государственную религию, ...

Скачать
49357
0
0

... преувеличивал много повидавший Павел Алеппский, когда писал, что «этот монастырь не имеет себе подобного не только в стране московской, но и во всем мире». Троице-Сергиева лавра по праву считается одним из самых значительных памятников русского искусства и пользуется мировой известностью. ОСНОВАНИЕ МОНАСТЫРЯ. XIV ВЕК О возникновении монастыря и появлении поселений во­круг него известно из ...

0 комментариев


Наверх