Особенности внутритекстовой коммуникации. Анализ коммуникативного статуса лирики

2.         Особенности внутритекстовой коммуникации. Анализ коммуникативного статуса лирики.

Сложной системе внутритекстовых коммуникативных связей, присущих лирике, отвечает ее повышенная внутритекстовая коммуникативность. К проявлениям этой особенности лирики относится:

1)       Исключительно частое использование 1-го лица, причем оно обычно может быть отождествлено с реальным автором текста; в частности, нередко «обобщенное» Мы (Левин 1998:467), что позволяет сопоставить такие лирические тексты с научными и философскими. („Ich lebe bei Tage…“ Novalis; „Und wir bieten nicht vergebens auch für die Geliebten Ruh…“ Novalis; “Ich selbst muss drin verderben…” Brentano).

2)       Частое использование 2-го лица, чему нет аналогий в других художественных жанрах, кроме драмы и эпистолярного романа, и что позволяет сопоставить лирику с бытовой или ораторской речью, письмом, молитвой, заговором („Ich sehe dich in tausend Bildern…“ N.; “Ich kann dich nicht verdammen…” B.)

3)       Использование обращения к заведомо некоммуникабельным объектам („Heiliger Schlaf – beglücke zu selten nicht…“ N.; “Tod, so heißt er, Und die Geister Beben von dir, du schrecklicher Held.” B.)

4)       Фабульно немотивированные введения периферийных персонажей – как будто только для того, чтобы было к кому обратиться. („Hör, es klagt die Flöte wieder…“ B.). Это периферийные персонажи, появляющиеся лишь на момент; обычно они же являются и формальными персонажами, не играющими никакой содержательной роли и лишь вводящими новый коммуникативный элемент.

5)       Использование – также фабульно немотивированных – речевых коммуникативных элементов: восклицаний, вопросов и т.д. (без определенного адресата) („Muss immer der Morgen wiederkommen? Endet nie des Irdischen Gewalt?“, „O! Dann neigt sich Gott hinüber…“ N.; „Wer hat dies Lied gesungen?“, „Weh! Sein Fuß steht im Staub…“ B.)

Последние три случая родственны, в них проявляется то, что можно назвать «фиктивной коммуникативностью», именно здесь особенно ярко видно стремление к «коммуникативности во что бы то ни стало, ради нее самой». (Левин 1998:467).

Для конкретного анализа коммуникативного статуса лирики выбирается внутритекстовый коммуникативный аспект стихотворения, т.е. эксплицированных в тексте персонажей (Я и / или Ты) в качестве исходного пункта.

Текст эготивен, если он написан от 1-го лица (формальные показатели: местоимения Я, Мы и соответствующие формы глаголов); текст апеллятивен, если он организован как единое обращение к тому или иному эксплицированному адресату (формальные показатели: местоимения Ты, Вы, соответствующие формы глаголов, императивы, обращения).

1-ое лицо может быть представлено как:

1)       Собственное (I соб.) (Левин 1998:469) – когда эксплицитное Я может быть отождествлено с реальным автором, или Мы – с малой группой, включающей реального автора. („Hinüber wall ich…“, „Ich fühle des Todes verjungende Flut…“ N.)

2)       Чужое (I чуж.) (Левин 1998:469) – когда Я не может быть отождествлено с реальным автором.

3)       Обобщенное (I об.) (Левин 1998:469) – когда Мы относится к человеку вообще, или человечеству, или к той или иной большой группе. („Wenn in bangen, trüben Stunden Unser Herz beinah verzagt…“ N.)

2-ое лицо может быть представлено как:

1)       Собственное (II соб.) (Левин 1998:470) – могущее быть отождествленным с определенным – единичным или коллективным – реальным адресатом (собеседником, аудиторией) („Was wär ich ohne dich gewesen?“ N.; „Du arme Lore Lay!“ B.)

2)       Несобственное (II несоб.) (Левин 1998:470) – когда имеется конкретный адресат обращения, но он заведомо не может воспринять это обращение. („Heiliger Schlaf – beglücke zu selten nicht…“ N.)

3)       Обобщенное (II об.) (Левин 1998:470) – когда Ты или Вы – человек вообще, или человечество, или некоторая категория людей.

4)       Автокоммуникативное (II авт) (Левин 1998:470) – когда Ты = Я (обращение к себе).

Теперь можно охарактеризовать каждое стихотворение его внутритекстовой коммуникативной схемой: