Создание комического контекста для цитат из текста оригинала («запирал», «собирал»);

1.     Создание комического контекста для цитат из текста оригинала («запирал», «собирал»);

2.     Создание синтаксических конструкций, повторяющих конструкции стиха Р. Казаковой: у Казаковой – «… А запираю? Нет, не запираю…»;

у Глазкова – «поведал Пушкин? Нет, не Пушкин!».

Языковая игра поэтессы доводится до абсурда с помощью трансформации содержания стиха при сохранении его внешней формы.

Обыгрывание неудачных попыток создать неординарный образ в стихотворении путём окарикатуривания этого образа, выпячивания его на первый план, гиперболизация авторской ошибки – таковы основные средства имитации в рассматриваемых нами пародиях.

В. Я. Пропп [6, с. 104] определяет так сущность карикатуры: «Берётся одна частность, одна деталь; эта деталь преувеличивается и тем обращает на себя исключительное внимание, тогда как все другие свойства того, кто или что подвергается окарикатуриванию, в данный момент вычеркнуты или не существуют». В. Я. Пропп приводит также высказывание Бергсона, который считает, что «…искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить эту, порой неуловимую особенность и сделать её видимой для всех путём увеличения её размеров».

Не этот ли приём создания пародии мы наблюдаем у А. Иванова, М. Глазкова и других авторов?!

Но мы упомянули также о роли гиперболы в создании пародического произведения. В чём её отличие от карикатуры, ведь и карикатура – средство художественного преувеличения?

60

В. Я. Пропп разграничивает эти явления по принципу «целое – часть целого», т.е. «… в карикатуре преувеличивается частность, в гиперболе – целое».

Несмотря на условность границы между гиперболой и гротеском, мы считаем необходимым развести эти понятия, также пользуясь градацией В. Я. Проппа. Отличие гиперболы от гротеска в том, что в гротеске преувеличение выходит за рамки реальности и переходит в область фантастики. Это обстоятельство нам чрезвычайно важно, т.к. именно фантастическую картину очень часто рисует перед нами пародист.

На наш взгляд, гротеск как один из художественных приёмов реализуется в следующей пародии:

 Владимир Скиф.

Буквальная лирика.

Томилось «О», прислушивалось «У»

Искало «И» и воли, и покоя,

Да выло «Ы»,

Да спрашивать судьбу боялось «А»,

Да «Э» вело рукою …

Олеся Николаева

Я помню «Н» пьянила мне глаза,

А «П» паскудно лапами сучило,

Ревело «Р» как вешняя гроза,

А «Т» меня с тобою разлучило.

Бодалось «Б» как буйвол или бык,

И что-то «Ц» циничное бросало,

«Ч» чертыхалось, «К» кроило крик,

А «Д» украдкой дулю показало…

… Я пошатнулась. Буквы надо мной

То «Ф – ыркали», то

«Ш» – елестели сбоку

61

И только «Ж» держалось стороной

В молчании от «М» неподалёку.

Автор пародии продолжает образный ряд поэтессы, но если у неё это образная игра носила условный характер, то у пародиста воплощается в конкретно—действенную форму. Если у поэтессы ассоциации, рождаемые буквами, несут в себе лирический заряд, даже попытку философствования, то у пародиста ассоциации носят предельно сниженный, утрированный характер («д» – дулю показало» и т.д.). Гротеск проявляется в данном случае за счёт переноса условного плана содержания стихотворения в план буквальный, реализующийся на глазах у читателя и героя пародии, т.е. имитация как принцип ЯИ проявляет себя через гротеск, через смещение грани «условность – реальность». Наряду с этим сдвигом происходит тиражирование образных средств пародируемой поэтессы, в результате чего возникает эффект назойливости, неорганичности, и как следствие всех этих факторов – комический эффект.

В следующих пародиях, как основной художественный приём создания пародии будет выступать приём окарикатуривания, как и во многих пародиях, рассмотренных нами выше. А. Иванов в пародии «Поездка» обыгрывает строчки, «За наш проезд, за нас двоих

 Я в кассу брошу две монетки».

Он вырывает их из контекста и развивает свой небольшой сюжет на основе ситуации, изложенной в оригинале, причём развитие получают именно эти две строчки, а не весь отрывок, представленный Ивановым.

А. Иванов.

Поездка.

Давай, любимая, начнём,

Как говорится, всё сначала.

Пусть по каляевской везёт

Нас вновь троллейбус двадцать третий.

62

За наш проезд, за нас двоих

Я в кассу брошу две монетки.

И вспыхнет свет в глазах твоих,

Как солнышко на мокрой ветке.

Михаил Пляуковский

… Сияет солнце в синеве,

Копеек горсть ладонь ласкает.

Беру четыре (две и две)

И в щелку кассы опускаю.

Тень грусти на лице моём

Ты взглядом жалобным поймала.

Да, если едем мы вдвоём,

То одного билета мало.

…А я—мужчина и поэт!

На небе ни единой тучки.

Держи, любимая, билет,

Я знаю, ты отдашь с получки…

Люби меня и будь со мной,

Поездка снова нас связала.

Как? У тебя был проездной?!

Ну что ж ты сразу не сказала!..

Пародист даёт возможность читателю сравнить оба контекста. Эффект возникает за счёт совмещения в нашем сознании восприятия оригинала и пародии.

Подобным же образом выстраивается пародия А. Мурая.

А. Мурай.

Уснул, а проснулся … от скуки

От нечего делать во сне.

Какие-то лёгкие руки

Как дождик, бродили по мне.

Глеб Горбовский.

На лавке вокзальной, скучая,

Я спать захотел и прилёг.

63

Спросонок решил выпить чая

И начал искать кошелёк.

Обшарив и куртку, и брюки,

Я вспомнил о том, что во сне

Какие-то лёгкие руки Как дождик, бродили по мне … В пародии А. Мурая обыгрывается образная игра автора. Образ из стихотворения – оригинала «Какие-то лёгкие руки как дождик бродили по мне» вписывается в другой контекст, в котором он приобретает иную мотивировку, в результате чего возникает комический эффект.

А. Иванов.

Разговор.

Бесконечными веками –

есть на то причина –

разговаривал руками

любящий мужчина.

Римма Казакова.

Повстречался мне нежданно

И лишил покоя.

И что я ему желанна

Показал рукою.

Молча я взглянула страстно,

Слово не сказала

И рукой, что я согласна,

Тут же показала.

Метафора Риммы Казаковой «разговаривал руками» окарикатуривается в пародии А. Иванова. Образ принимает буквальное наполнение, в результате чего возникает комический эффект. А. Иванов перефразирует фразу, многократно её повторяет: «показал рукою», «развести руками», «поговорили». Через тиражирование образа оригинала реализуется принцип его окарикатуривания.

 

64

Анатолий Парпара.

Не надо.

Рай ты мой адский, прощай и прости!

Хватит и мёда и яда.

Опыт – как надо, смогла обрести,

Только узнав, как не надо.

Римма Казакова.

Муза, неисповедимы пути

Горечи и отрады.

Опыт – как надо, смогу обрести,

Только узнав, как не надо.

Вот заграница прошла, словно миг:

Франция, Рим и Канада …

Разве смогла б описать, как не мил

Мир, где бывать мне не надо.

Муза, ты знаешь ведь, как тяжело

Сознанью от скорбного взгляда, Когда от тебя отделяет стекло

Вещи, которых не надо.

Если б не сумочка, что так пуста –

Не то чтоб франка –сантима,

Разве б я знала, что блузка вон та

Мне

Не

Необходима.

Муза, неисповедимы пути

Страдания и услады.

Опыт – как надо, смогла обрести,

Только узнав, как не надо.

Вот и стихи принесла я в печать.

Печать же печатать рада.

Муза, ну что б догадалась сказать:

«Римма, печатать не надо».

65

ЯИ Р. Казаковой служит объектом для пародирования и другому автору, Анатолию Парпаре.

В пародии сохраняется стиль поэтессы и её образная игра, но меняется содержательная сторона стихотворения. Пародист имитирует философскую направленность стиха – оригинала, но в пародии размышление лирической героини приобретают меркантильный, бытовой характер:

«Если б не сумочка, что так пуста –

Не то чтоб франка –сантима,

Разве б я знала, что блузка вон та

Мне

Не

Необходима.

Муза, неисповедимы пути

Страдания и услады.

Опыт – как надо, смогла обрести,

Только узнав, как не надо.»

Т.е. в пародии присутствуют два семантических пласта: философский и бытовой, в результате чего возникает смысловой оксюморон. Имитируя авторское произведение, пародист использует приём прямой цитации неудачного приёма поэтессы.

В результате совмещения всех этих приёмов возникает комический эффект.

М. Владимов.

Ещё раз про любовь…

Я вас люблю ветвями.

Я вас люблю пешком.

И теми горбылями,

Что живы под снежком.

Я вас люблю трамваем,

Идущим не туда.

Владимир Соколов.

66

Я очень энергичен.

И, как дитя искусств,

Ужасно экзотичен

По части нежных чувств.

В любви неподражаем,

Признаюсь без стыда:

Могу любить трамваем,

Запутав провода.

Могу любить машиной,

Могу любить пешком,

Могу любить рейсшиной,

Отбойным молотком…

И все сначала вроде

Довольны. Но затем

Мне говорят: «Володя,

Вы любите не тем!»

Пародист подвергает осмеянию образную систему стихотворения. По предложенной автором модели пародист продолжает образовывать подобные конструкции: «любить машиной.., рейсшиной.., отбойным молотком». Тиражирование авторского образа приводит к созданию комического эффекта.

Семён Оркин.

Балконный романтик.

С утра до ночи долгими часами

сквозь городской неугомонный гуд

под простынями, как под парусами,

балконы по – над городом плывут.

Иван Бурсов.

С утра до ночи долгими часами

Глаза мои смотреть не устают:

Эскадры бригантин под парусами,

Фрегаты по—над городом плывут …

67

Но женщины того не понимают,

Романтику калечат на корню:

Выходят на балконы – и снимают

Наполненную ветром простыню.

Я с каждим днём гляжу на это строже

И лично обязательство беру:

Настанет день – и, как весёлый Роджер,

Мои штаны взовьются на ветру!

В данной пародии осмеивается ЯИ автора, основанная на ненормативном образовании предлога «по—над» и неудачное сравнение «под простынями, как под парусами».

В тексте пародии имитируется образная игра автора, причём первые две строфы как бы продолжают авторский стих. Создать такое ощущение пародисту удаётся за счёт прямого цитирования строк оригинала. Снижение, осмеяние объекта происходит в последней строке пародии, когда пародист вводит свой образ, который по своей уместности в поэтическом произведении адекватен авторскому: «штаны взовьются на ветру» (в оригинале – «над простынями как под парусами,

балконы по—над городом плывут»). Происходит резкое разоблачение оригинала, и как следствие этого возникает комический эффект.

М. Владимов.

Падеж слов.

Лишь двое ладят с той судьбою,

Что снится одному –

Но ты со мной и я с тобою

Спешим к чему или к кому?

Владимир Савельев.

68

Все падежи перебирая,

Как этажи, – по одному,

Вчера разгадывал тебя я:

Идешь к чему? Или к кому?

Что напишу я, то и тисну, –

Всё будет хейя, до то-го!

Пусть только нечто – в смысле смысла,

Но в смысле формы – ничего!

Твердят: бумагу зря, мол, портит!..

А я своей работой горд:

Когда в газете нет кроссворда,

Мой стих заменит вам кроссворд!

Разоблачение бессодержательности стиха – оригинала – цель пародии М. Владимова. Пародист сохраняет форму стиха, но утрирует содержание. Абстрактные вопросы, которые задаёт поэт, обретают у М. Владимова конкретное падежное значение, в результате чего стихотворение В. Савельева лишается всякого смысла.

М. Владимов.

Наломала…

Уронила стеклянную вазу,

а она превратилась в ручей…

……………………………….

Голубое разбила я блюдце,

вдруг гляжу – незабудки у ног…

Светлана Соложенкина.

Все – в леса по грибы спозаранку…

Я – с авоськой – в «Дары», на проспект.

Притащила с маслятами банку,

Развернулась и – бац! – об паркет!

Собрала.

По малину сходила:

Три компота раскокала вдрызг!

69

Мужу летний букет подарила,

Незабудковый грохнув сервиз!

Холодало.

Сервант стукнув об стол,

Гарнитур превратила в дрова!..

Впрочем, я и пишу так же просто:

Рву стихи – собираю…слова!

Автор пародии имитирует стихотворение при помощи следующих средств: