ПРОЗА

3. ПРОЗА

В периоды исторических потрясений, как известно, резко увеличивается потребность общества в публицистике — прямом, открытом, страстном слове журналиста, писателя, отличающемся особой социально-политической направленностью, агитационностью, острой проблемностью. В это время публицистичностью пронизываются все жанры прозы, поэзии, драматургии. Но ведущую роль в литературной жизни общества в такие периоды, особенно на первых порах, играет собственно публицистика, предназначенная для публикации в периодике и характеризующаяся политической злободневностью, оперативностью в освещении событий, силой эмоционального и идеологического воздействия на читателя.

В период Великой Отечественной войны к ее мобильным жанрам обращались почти все писатели. На страницах газет и журналов печатались корреспонденции, статьи, очерки, памфлеты, рассказы А. Толстого, А. Фадеева, И. Эренбурга, Н. Тихонова, М, Шолохова, А. Твардовского, Л. Соболева, Вс. Вишневского, К. Симонова, К. Паустовского.

Многие писатели стали работниками армейской и фронтовой печати, военными корреспондентами, командирами, политработниками. Стремление выразить чувства и мысли, владевшие каждым из них, обусловило открытый лиризм статей А. Толстого, страстную патетику Б. Горбатова, публицистический накал выступлений И. Эренбурга, философские раздумья Л. Леонова.

А. Толстой стал летописцем войны. Его публицистика явилась ее хроникой, отразившей этапы борьбы и подвига советского народа, весь комплекс проблем, обусловленных войной. Более других А. Толстой обращался к истории народа, истокам его восхождения через века («Откуда пошла русская земля», «Стыд хуже смерти», «Родина»). Мысль об ответственности советских людей не только перед будущим, но и перед прошлым становится сквозной в его статьях, воссоздающих исторические картины войн и походов, традиции воинской доблести русского народа, его культуры и нравственности. Взывает писатель и к духу славянского единства во имя борьбы с фашизмом («Весь славянский мир должен объединиться для разгрома фашизма»). Одновременно А. Толстой анализирует программу нацистской партии, причины популярности Гитлера и состояние духа германского общества («Фашисты ответят за свои злодеяния», «Кто такой Гитлер и чего он добивается?», «Я призываю к ненависти»), чтобы развенчать перед миром фашизм. Статьи А. Толстого проникнуты страстной любовью к русскому народу.

Также самостоятельную художественную ценность приобрели в эти годы писательские записи, дневники, заметки, зарисовки. Характер и содержание военных дневников определялись необходимостью сохранить для истории наблюдения очевидцев, взгляд на события их участников. Таковы «Дневники военных лет» Вс. Вишневского, «Ленинград в дни блокады» А. Фадеева, «Ленинградский дневник» В. Инбер, «Родина и чужбина» А. Твардовского, вышедший с подзаголовком «Страницы записной книжки», серия зарисовок Н. Тихонова «В те дни», К. Федина «Свидание с Ленинградом» и др.

Дневники были формой очерковой литературы, в которой достоверность изображения, опора автора на факты соединялись с его страстной заинтересованностью.

Будучи свободным, чаще всего хроникальным повествованием, включающим в себя репортаж о событиях, характеристики военной, бытовой или психологической ситуации, дневники военных лет запечатлели наблюдения и размышления участников исторических событий. «Дневники военных лет» Вс. Вишневского покоряют достоверностью исторических свидетельств и масштабностью обобщений, являясь и наблюдениями над жизнью блокадного Ленинграда, и раздумьями о настоящем и будущем, и анализом противоречий времени, состояния литературы. Позицию Вс. Вишневского определяет вера в «невероятную выносливость нашего народа», его «доброту, откровенность, простоту», в которых писатель видел залог победы. Та же высокая гордость за людей, вы стоявших первую блокадную зиму, заставляет А. Фадеева писать: «Мне кажется, есть на свете вещи, которые в силах вынести только русский человек».

Годы войны — не только особый, но и неоднородный этап развития литературы. После разгрома армии Паулюса под Сталинградом, когда четче определились перспективы войны, возникла общественная потребность постичь ее будни, ее прозу, понять душу воюющего человека. Этой потребности увидеть повседневное суровое лицо войны отвечала тенденция аналитической прозы. В строго реалистических произведениях М. Шолохова «Наука ненависти», К. Симонова «Дни и ночи», А. Бека «Волоколамское шоссе» и других объективно воссоздавалась жизнь человека на войне во всей ее полноте и подробностях, исследовались события и психология «сражающихся за Родину» людей.

К концу войны расширяется философский диапазон литературы. Исследование потока исторических обстоятельств дает возможность воссоздать правду народного бытия. Тенденция масштабного изображения военных событий, воссоздания общего хода дел проявилась в романах М. Шолохова «Они сражались за Родину», А. Фадеева «Молодая гвардия» и многих других.

На страницах «Правды» и «Красной звезды» в 1943 и 1944 годах публиковались главы романа М. Шолохова «Они сражались за Родину». Событийная сторона романа связана с боями на Дону в труднейшее лето 1942 года. Зрелость художественной мысли писателя обнаружилась в исследовании природы народного героизма и характера народной войны. Последовательный интерес Шолохова к народному бытию, к герою из народной толщи сказался в этом романе и в анализе внутреннего мира рядовых солдат на переднем крае воины, и в анализе обстоятельств, круто повернувших жизнь людей.

В романах конца войны интерес к личностному началу в человеке усиливается, становясь преобладающим в произведениях Шолохова и Фадеева. На первый план выдвигались в герое качества народности, патриотизма, сознательности независимо от социального положения, профессии, национальности. «Социалистическая социальность» стала природой характера советского человека, созданного литературой в военные годы. Человек в ней выступал прежде всегда его слитности с обществом, а не только как индивидуальность.

В сюжетосложении рассказов и повестей вначале обозначилось тяготение к простой событийности. Произведение большей частью было ограничено кругом событий, связанных с деятельностью одного полка, батальона, дивизии, защитой ими позиций, выходом из окружения. События исключительные и обычные в своей исключительности становились основой сюжета. В них в первую очередь обнаружилось движение самой истории, властно влияющей на человеческие судьбы. Не случайно в прозу 40-х годов входят новые сюжетные построения. Она отличается тем, что в ней нет традиционного для русской литературы контраста характеров как основы сюжета. Когда критерием человечности становилась степень причастности к совершавшейся на глазах истории, конфликты характеров меркли перед главным историческим конфликтом фашизма с социализмом, от решения которого зависели судьбы государств, народов, культур. Смертельная борьба двух социально-полярных сил определила конфликтность каждого действия, каждой ситуации военных произведений. Два цикла рассказов Л. Соболева — одесский («Соловей», «Парикмахер Леонард», «Разведчик Татьян») и севастопольский («Морская душа») — посвящены изображению доблестной судьбы «яростных и гневных полков морской пехоты», которую вражеские солдаты называли «черными дьяволами». Л. Соболев берет ситуации исключительные, людей ярких, необычных, вроде юной отважной разведчицы, веселого парикмахера-скрипача, электрика, прозванного гусаром. В драматических обстоятельствах войны они обнаруживают скрытые силы своего духа, верность, мужество, выдержку. Лежащий в завале с раздавленными пальцами парикмахер Леонард успокаивает напуганных бомбежкой людей, делая вид, что находится у отдушины и корректирует действия спасательной группы («Парикмахер Леонард»). Вернувшись из разведки к лодке, моряки увидели своего товарища раненым, диски его автомата пустыми, а в камышах трупы врагов. Здесь был неравный бой. Раненый в беспамятстве продолжал давать им сигнал сбора, свистел соловьем, щелкал уже холодеющими губами («Соловей»). Судьба отважной девушки, прятавшей моряков в каменоломнях, водившей их по хуторам и деревням, история ее ранения и подвига определяют содержание рассказа «Разведчик Татьян».

Цикл рассказов «Морская душа» написан Л. Соболевым в 1942 году. В публицистическом вступлении к циклу писатель создает собирательный образ «морской души». «Морская душа — это решительность, находчивость,— упрямая отвага и непоколебимая стойкость... Морская душа — это огромная любовь к жизни... Морская душа — это стремление к победе... В ней — в отважной, мужественной и гордой морской душе — один из источников победы». А в остальных рассказах цикла этот обобщенный образ конкретизируется в отдельных событиях и судьбах. Авторское повествование немногословно, драматично, возвышенно. История моряка, трагически погибшего в единоборстве с врагами, навсегда оставшаяся в человеческой памяти («Федя с наганом»), сменяется рассказами о трудной битве команды катера с морем («Неотправленная радиограмма»), о яростной схватке обессилевшего советского разведчика с фашистом («Поединок»). Атмосфера легенды кажется в рассказах естественной. Моряк, командующий танком, утюжит вражеские окопы («Привычное дело»). Три краснофлотца, захватив минометную фашистскую батарею, обстреливают из нее фашистские траншеи, хотя к концу боя «один из них — безногий, другой безрукий, а третий перемазан кровью и землей» («И миномет Бил»).

А. Толстого в первую очередь интересовало формирование национального склада русского человека, истоки которого он ищет и в далеком прошлом. Естественно, что в цикле «Рассказы Ивана Сударева» (1942) внимание сосредоточено на историях мужания людей обретения ими своего места в грозных событиях. В первом рассказе «Ночью, в сенях, на сене», представляющем собой родословную Ивана Сударева, главной стала мысль о Родине. Иван Сударев рассказывает, как в одном частном доме он увидел картину средней величины: на ней «лесок, речонка самая, что ни на есть тихая русская, и по берегу тропинка в березовую рощу». Картина открыла герою то, что он не мог выразить словами. Озаренно понял одно: тянет его эта тропиночка, умереть он за нее готов, это — его Родина…

Нравственный климат общества, определяющийся борьбой за жизнь и независимость социалистического государства, не мог не повлиять на литературу. Общественно-исторические события, воздействуя на способы познания действительности, вызывали концентрацию таких признаков, которые до сих пор в них не были ведущими,— эпичность, героичность, лиризм.

Природа эпичности в прозе Отечественной войны была обусловлена слитностью жизни и борьбы отдельного человека с жизнью и борьбой всего народа. События в рассказах и повестях военных лет предстают как живое протекание истории. И социальная активность героев ее творящих, соответствовала тенденции исторического развития. Эпичность была связана с характером героического.

Н Тихонов в начале войны создает цикл «Ленинградских рассказов» (1942), пафосом которых стала мысль: «Нет возраста для героического». В рассказах, драматических, лаконичных, исследуются мгновения в жизни человека, называемые вдохновением подвигом. Это и рассказ о том, как в поединке машиниста паровоза с фашистским летчиком побеждает упорная воля «железный глаз», удивительный и тонкий расчет русского рабочего («Поединок»). И полная самоотречения работа электромонтера Рубахина, исправляющего поврежденную линию под вражеским огнем («Кукушка»). И мужественный поступок фотографа с потонувшего парохода, который, почти захлебываясь в волнах, заставляет отчаявшихся на плоту людей обрести человеческий облик («Люди на плоту»). И взлет нравственных сил слабой девушки, сандружинницы Жени Стасюк, которая повела за собой в атаку дрогнувших солдат («Мгновение»)...

Предметом изображения в рассказах второго типа становится блокадная повседневная борьба осажденного Ленинграда: холодные заводские ночи в цехах, где люди делают снаряды («Зимней ночью»), трудовые будни мальчика-подростка, с его жизнестойкостью и самоотверженной готовностью уберечь другого от беды («Я все живу»), каждодневный подвиг девушки, обязанной сообщать в штаб противовоздушной обороны о месте падения бомб («Девушка»), раскрывают самозабвенную работу изнуренных голодом ленинградцев, освобождающих свой город из плена блокады, смерти, снега и льда...

Общие тенденции советской литературы военных лет в изображении мужества и героики советского человека, так или иначе, сказались в каждом значительном произведении большой и малой формы.

Война осмысляется в прозе как школа мужества и страданий, школа любви и ненависти, как величайшее испытание человечности, которое с честью выдержали советские люди.

Тяготение к достоверности в сочетании с широкой обобщенностью изображения составляет силу героических повестей и рассказов военных лет. Писатели в войну искали форму, которая создавала бы впечатление невыдуманности, доподлинности изображаемого. Иллюзия жизненной достоверности нередко создавалась тем, что рассказ велся от имени участников событий, голос автора сливался с голосами героев. Писатели, прежде всего, стремились быть верными «психологии фактов» (Горький).

Война изображается как каждодневный упорный труд с полной отдачей всех сил. В повести К. Симонова «Дни и ночи» (1943—1944) о герое сказано, что он ощущал войну, «как всеобщую кровавую страду». Человек работает — вот его главное занятие на войне, работает до изнеможения, не просто на пределе, а выше всякого предела своих человеческих сил. Человек совершает больше, чем он может. В этом его главный военный подвиг.

Особенности симоновского художественного мышления сказались в сочетании достоверности и психологизма, будничного и высокого, в умении совмещать анализ человеческих привычек с анализом высоких дум. В повести не раз упоминается, что Сабуров «привык к войне», к самому страшному в ней, «к тому, что люди здоровые, разговаривавшие, шутившие с ним только что, через десять минут переставали существовать». Способность героя привыкать, переносить ужасное содержит в себе возможность героического. Исходя из того, что на войне необычное становится обычным, героизм — нормой, исключительное переводится самой жизнью в разряд обыкновенного, Симонов «заземляет» героя Он создает характер сдержанного, несколько сурового, молчаливого человека, ставший популярным в послевоенной литературе.

В нравственном мире Сабурова главным, определяющим его поведение, характер отношения с людьми, является чувство долга, чувство своей ответственности за исход событий.

Мысль о том, что эта война освобождает человека от случайного, наносного, делает его лучше и чище, возникает с первых глав повести Симонова. В ходе повествования она не только не исчезает, но набирает силу, реализуясь в характерах. О Сабурове, например, сказано, что в жизни ему не были чужды «честолюбивые и даже тщеславные мысли, но сейчас, на этой войне... эти мысли у него почти исчезли». Корреспондент из Москвы в разговоре с Сабуровым высказал убеждение, сложившееся за годы войны, что «люди на воине стали проще, чище и умнее. Быть может,— заметил он — они остались, в сущности, теми же самыми, какими были, но хорошее у них выплыло на поверхность оттого, что их перестали судить по многочисленным и неясным критериям... люди перед лицом смерти перестали думать, как они выглядят и какими они кажутся, на это у них не оставалось ни времени, ни желания».

Эта мысль является одной из ключевых в симоновской концепции человека. Война по-новому оценила в людях существенное и несущественное, главное и неглавное, истинное и показное «У меня много хороших людей, - говорит Сабуров о своем батальоне, - почти все хорошие». Действительно, в повести нет подлецов, предателей, трусов. Даже сухой, прямолинейный, упрямый Бабченко вызывает уважение своим бесстрашием, преданностью, полной самоотдачей.

В социально-психологической прозе военных лет объективность и художественная достоверность повествования составляют отличительные свойства сюжета. К. Симонов с летописной тщательностью и подробностью воспроизводит время и события, поскольку целью было рассказать с наибольшей степенью полноты и достоверности о «днях и ночах» сражающегося Сталинграда. В повести отсутствует единый драматический узел, события присоединяются по принципу хронологической цепочки. Некоторая рыхлость композиции возникает в связи со стремлением к детальному воспроизведению событий и военного быта.

Эпичность в повести возникает, прежде всего от того, что все малое частное, конкретное, бытовое в жизни Сталинграда насыщено большим, значительным, общим. Умение в частном видеть всеобщее и показать это всеобщее — способность истинного художника и свойство настоящего искусства.

Сочетание документальной достоверности с обобщенностью изображения — традиция советской литературы со времен гражданской войны, традиция Д. Фурманова, А. Серафимовича, Л. Рейснер, продолженная прозой Отечественной войны. Достоверность в ней была выражением всеобщей жажды неприкрашенной правды.

В целом социально-психологическая проза явилась новым этапом в постижении человека и войны, прежде всего потому, что в центре ее оказалась личность — цельная, мыслящая, творческая; события были воссозданы в их достоверности, точности, суровой правде. Однако, отказавшись от романтически обобщенного взгляда на происходящее, углубившись в анализ событий и душ, она ограничивала широту философского осмысления действительности. Романы, появившиеся в конце войны, должны были восполнить эту утрату.

Война обострила в советских людях чувство связи с прошлым своей Родины. По-новому, во всей значительности, огромности предстали теперь исторические ценности, традиции русского народа, других народов нашей страны, богатства национальной культуры, защищаемой в битве с фашизмом. История в этой напряженной борьбе приходила на помощь современности. «В эту войну,— писал тогда
А. Толстой,— наш взор часто обращается к истории нашего народа,— события, как будто забытые за давностью лет, выплывают из тумана веков, и отсвет героической борьбы наших дней падает на них, и многое из того, что казалось неясным или мало значительным, становится и ясным и значительным, и мы еще отчетливей начинаем видеть прямой, мужественный путь русского народам свободе, к всенародному счастью на своей суверенной земле».

Как высокий нравственный образец и призыв к подвигу возрождались в памяти народа деяния предков — строителей и защитников родины. Воспоминание о них становилось щедрым источником духовных сил и патриотизма. «На войне нам открылась история. Герои прошлого перешли из учебников в блиндажи» — так характеризовал в те дни И. Эренбург подъем исторического само сознания.

Никогда еще историко-патриотическая тема не была столь актуальной и не занимала такого почетного места в нашей литературе. Дух истории теперь сказывается во всем — от поэзии до публицистики. Стоит обратиться к литературно-художественным журналам тех лет - и мы увидим, как часто наряду с произведениями о грозной повседневности - жизни фронта и. тыла – публикуются в них произведения о прошлом русского народа. Помимо развернутых исторических полотен, художники слова создают в жанре исторического очерка, рассказа, короткой повести десятки зарисовок, напоминающих о патриотических подвигах предков.

В 1941—1945 годах в области исторического романа вдохновенно работают видные мастера советской литературы: А. Толстой создает третью книгу «Петра Первого», Вяч. Шишков завершает трилогию о Пугачеве, Ю. Тынянов пишет третью книгу романа «Пушкин», к событиям первой мировой воины обращается С. Сергеев-Ценский. Появляются известные произведения других авторов – «Порт-Артур» А. Степанова, «Батый» В. Яна, «Багратион» С. Голубова.

От недавнего прошлого до глубокой древности прослеживает литература путь своего народа, пополняя новыми звеньями начатое еще в 30-е годы художественное освещение борьбы за независимость Родины.

В 1942 году сразу тремя изданиями вышел роман В. Яна «Батый». Сюжет его - борьба Руси в XIII веке с хищным и злобным завоевателем - был как нельзя более созвучен современности. В предисловии историк С. Бахрушин писал: «В наши дни, когда развернулась Великая Отечественная воина, яркие картины героической борьбы русского народа против нашествия варваров не могут не встретить глубокого отзыва... Эти волнующие страницы книги Яна подымают дух и вдохновляют к самопожертвованию во имя спасения Родины».

В годы войны обозначился интерес советских писателей к эпохе Ивана Грозного. Тогда были написаны драматическая повесть
А. Толстого «Иван Грозный» (1943).

Во всех этих произведениях сказалось стремление авторов по-

новому осветить личность Ивана IV, в противовес господствовавшей прежде односторонне-отрицательной традиции раскрыть прогрессивное значение и патриотический смысл его государственной деятельности как одного из устроителей земли Русской. Стремление это, однако, в свою очередь было односторонне ориентировано — фигура Грозного в той или иной мере идеализировалась. Таким было общее направление мысли не только писателей, но и историков. Идеализация и упрощения особенно резко выразились в романе В. Костылева «Иван Грозный» (1943—1946).

Впору Великой Отечественной войны мысль современников часто обращалась к родственным по духу событиям Отечественной войны 1812 года. Самое развитие их, исторически предрекавшее судьбу гитлеровского нашествия, патриотический подъем, народный характер борьбы, деятельность партизан, подвиги русской армии — все это тогда было очень близко чувствам советских людей.

Народный подвиг 1812 года вдохновлял мастеров искусства и литературы. В годы Великой Отечественной композитор С. Прокофьев создавал оперу «Война и мир» на сюжет героической эпопеи Л. Толстого. В 1944 году вышел на экраны фильм Вл. Петрова «Кутузов». Образы 1812 года возрождались на сцене. С особым успехом шла в Центральном театре Красной Армии патриотическая пьеса А. Гладкова «Давным-давно», прообразом героини в ней послужила легендарная Надежда Дурова.

Среди произведений, воскресавших эпизоды Отечественной войны 1812 года, широко известен роман С. Голубова «Багратион» (1943). В нем автор повествует о драматическом и трудном начальном периоде освободительной войны — от вторжения Наполеона в Россию до Бородинского сражения. Тематическая основа книги — изображение жизни армии, ее патриотического духа, волик победе, преодоления трудностей и противоречий, порожденных неблагоприятным течением событий. Широко освещены стратегия кампании, вопросы военного искусства. Поэтому действие нередко сосредоточивается в высших командных сферах.

В лице генерала Багратиона читатель видит блестящего представителя суворовской школы. Весь склад полководческого мышления его основан на смелом наступательном порыве. Багратион, в обрисовке Голубова,— страстная, волевая натура, им движет вдохновенная любовь к Родине, в его характере - отвага стойкого солдата прямота и человечность. Этими свойствами души объясняется редкая популярность генерала в войсках, восторженная преданность ему офицеров. Психологически проникновенно раскрыта трагедия Багратиона - человека и полководца: необходимость подчиняться оборонительному ходу войны, непримиримая с самой сущностью его характера.

Из произведений о русско-японской войне 1904-1905 годов

полюбился читателям «Порт-Артур» А. Степанова. Изданный в конце 1941 года, он дорабатывался во время воины. Построенное на точной документальной основе, обширное «историческое повествование», как назвал его автор, детально воссоздает историю многомесячной обороны, являясь «как бы эмоциональным путеводителем по дням Порт-Артура». Трагический эпизод воины, окончившийся капитуляцией, приковывал к себе тревожное внимание России, он стал революционизирующим факторам, наглядно показав военное и политическое банкротство царизма.

Две России - самодержавную и народную - рисует писатель, рассказывая о замкнутой жизни далекого Порт-Артура. Гнилость правящих верхов обнаруживается в типичных их представителях. Таковы царский наместник на Дальнем Востоке адмирал Алексеев, член императорской фамилии великий князь Кирилл, артурский начальник свитский генерал Стессель и приближенные к нему генералы - тупой пьяница Никитин и изменник Фок. Аристократической высокомерие, карьеризм, стремление к личной наживе, предательство и полная безучастность к судьбам Родины и вверенных им тысяч людей характеризует морально опустошенное сословие правителей.

На этом безотрадном фоне контрастно выделяются фигуры подлинных вдохновителей и героев артурской обороны – генералов Кондратенко, Белого, известного русского адмирала Макарова. Глубокое духовное родство с народом - залог и основа успеха их деятельности.

Автора привлекают люди с сильным характером, демократическими убеждениями, по-настоящему озабоченные судьбами своей страны и народа. Именно такими задуманы и предстают главные персонажи повествования: прапорщик Звонарев, поручик Борейко, рядовой Блохин - очень удавшийся собирательный образ русского солдата.

Образы солдат занимают достойное место в романе. Они хорошо передают разные стороны и свойства народного характера, говорят о духовном богатстве простых людей. В поэтизации воинского подвига, которой проникнута вся книга, главное - изображение солдатского, народного героизма.

В историческом романе военных лет случались отдельные идейные и художественные промахи. Но знаменательно, что даже сами эти упущения возникали подчас как своеобразное выражение связи с современностью. Так, довольно распространенным явлением в этот период было недостаточное внимание к освещению социальных противоречий прошлого. Это в равной мере выявляется в драматической повести А. Толстого о Грозном, в романах В. Яна, не говоря уже о трилогии В. Костылева, и объясняется тем, что время требовало возвысить патриотическую идею и писатели сосредоточивали внимание прежде всего на ней, на борьбе русского народа за независимость Родины, поскольку это было наиболее важным в военные годы.

Таковы наиболее значительные произведения исторической прозы периода Отечественной войны. В них в полной мере проявились гражданственность и высокая идейность нашей литературы: книги о прошлом крепили патриотические силы, звали к защите исторических завоеваний народа, к победе. Крупных успехов достигли писатели в воплощении волевых, героических народных характеров. Именно такими изображены ведущие персонажи всех упомянутых выше произведений.