Основная часть

2. Основная часть.

2.1. Твардовский лирик (общая характеристика творчества поэта 60-х годов.)

 Русская философская лирика знает не мало строк – раздумий великих поэтов о земном бытии. В эту поэтическую «антологию» органично входят лучшие стихи поэтов нашего времени и среди них – стихи А. Т. Твардовского, в которых он стремился по-своему ответить на вечные вопросы.

Глубоко философские по своей сути произведения А. Т. Твардовского, написанные им в последние годы жизни (часть из них опубликована лишь после его смерти), подчеркнуто незамысловаты. «Заветные слова лирике Твардовского, мудрые, волнующие по своему содержанию, всегда просты и прозрачны, без капли лингвистической эквилибристики и образной нарочитости». (Шанский Н. М. «О лирике А, Т. Твардовского»). Кажется, что о таких высоких, волнующих каждого человека понятиях, как жизнь, старость, смерть, с читателем говорит не создатель широко известных поэм, не авторитетны редактор «Нового мира», а добрый знакомый, - настолько тепла и человечна его философская лирика. Искреннее, доброе слово поэт предпочитает тому суррогатному словесному материалу, которым порой маскируется скудость мысли и нарочитость чувства. Тропы у Твардовского просты, даже аскетичны, но при этом отличаются необыкновенной живостью и естественностью, эпитет никогда не доминирует над предметным словом.

Реалистические детали обращены не только к зрительной памяти читателя, а потому воссоздаются в сознаний едва ли не всеми органами чувств, каждое из которых порождает определенные ассоциаций. Один лишь «Запах свежей натоптанной хвой – запах праздников и похорон» в сером сумраке вложенной мартовской ночи делает зримыми, почти осязательными еловые веточки, втоптанные в раскисший мартовский снег множеством ног. И они, эти веточки, тревожат память, будоражат воображение. Хочется поточнее осмыслить жгучую антонимическую пару: праздники – похороны. Хочется отыскать ответ на вопрос, почему в стихотворений «День прошел…» еловыми веточками усыпан весенний снег, а не зимний посленовогодний, что было бы так естественно. Мы сопоставляем, анализируем, ищем ответ. И для разбуженной памяти завершающий стихотворение риторический вопрос:

Что за ним – за рассветной чертой –

Просто день или целая эра

Заступает уже на постой, -

который терзал страну в марте 1953 года, утрачивает свою риторичность. Вернувшись в сознание тринадцать лет спустя (стихотворение «День прошел…» написано в 1966 г.), вопрос становится ответом, свидетельством затянувшихся ожиданий «праздничных», эпохальных перемен и в судьбе отдельного человека, и в судьбе страны.

Нередко в стихах Твардовского не только узнаваемый предмет, но и рядовая житейская ситуация становится для рассуждений, философских обобщений. Из дежурной фразы обычного праздничного поздравления («Когда обычный праздничный привет…») внимательный взгляд адресата выделяет пожелание долгих лет. И тут же скептический ум вскрывает очевидную бессмыслицу этой трафаретной фразы, ее узаконенную бестактность и даже жесткость. Горечь и раздражения маскируются в апелляций к всеобщему опыту, который

…всем одно твердит,

Что долгих лет, их не бывает просто,

И девятнадцать или девяносто –

Не все ль равно, когда их счет закрыт.

Воображаемый диалог с «поздравителем» перерастает в спор с собственными горестными мыслями. Эмоциональное междометие «но, боже мой» предваряет найденный аргумент. В нем – и прорвавшаяся досада, и радость от того, что одержана маленькая победа над грустной арифметикой, отыскан очевидный, а потому особенно убедительный довод. Однако поэт не спешит представить этот довод. Вначале он четко формирует то, что нужно оспорить:

Но, боже мой, и все–таки неправда,

Что жизнь с годами сходит вся на клин,

Что есть сегодня, да, условно, завтра,

Да, безусловно, вздох в конце один.

Категорическое несогласие с тем, что «жизнь с годами сходит вся на клин», заключено в анафорическом «нет», которое, начиная последнее четверостишье, возвращает к эмоциональному, «Но, боже мой, и все-таки неправда». И хотя очевидно, что человеку не дано задержать быстротекущее время, все же память не подвластна этому закону:

Нет, был бы он не выносимо страшен,

Удел земной, не будь всегда при нас

Ни детства дней, ни молодости нашей,

Ни жизни всей в ее последний час.

Осознание того, что рождение и смерть разделяет целая жизнь, понимание того, что вспоминания о самых светлых днях жизни – и о детстве, прежде всего, – остаются с человеком всегда, вера в то, что силой мысли и воображения можно вернуть прекрасные мгновения бытия в самый страшный час его, - все это без высоких слов и трескучих фраз о смысле жизни и предназначении человека освобождает думы о конечности земного бытия от безысходной тоски.

2.2 Связь времен (характерная черта общества позднего Твардовского)

Подобные отношения к памяти, к детству, подобная оценка его в жизни человека, роднят размышления Твардовского с размышлениями и оценками его поэтических предшественников, - Лермонтова, Некрасова, Сурикова, Тютчева:

Играйте же дети! Растите на воле!

На то вам и красное детство дано,

Чтоб вечно любить это скудное поле,

Чтоб вечно вам милым казалось оно.

Храните свое вековое наследство,

Любите свой хлеб трудовой –

И пусть обаянные поэзии детства

Проводит вас в недра землицы родной!…

(Некрасов);

Весело текли вы,

Детские года!

Вас не омрачили

Горе и беда.

(Суриков)

Сравнение с тютчевскими:

Как ни тяжел последний час –

Та непонятная для нас

Истома смертного страданья, -

Но для души еще страшней

Следить, как вымирают в ней

Все лучше воспоминанья …

Очевидное следование традициям русской поэзии – это принципиальная творческая позиция А. Т. Твардовского. И она проявляется не только в схожести оценок и акцентов, но и в тематической и образованной преемственности, роднящей лирику Твардовского с лирикой его предшественников.