5. Переводил стихи из Сенеки и с немецкого.

6. Сочинил оду на тезоименитство ея величества и на победы" [4].

В сущности, все это была служба. Ломоносов служил, а "речьми" ли, "химиею" ли, - не суть важно.

Но уже начиналась эпоха Екатерины: дворянство получило вольность, стали множиться масонские ложи, образованное общество начало понемногу расширяться за пределы дворца и особняков придворных вельмож. Привычки меценатов старого закала стали также понемногу отходить в прошлое, зато начали распространяться новые представления о назначении литературы и месте литераторов на общественной лестнице. Сумароков, спившись и разорившись, умер в 1777 г. в такой нищете, что его на свой счет похоронили актеры, которыми он когда-то директорствовал. Но если об умершем за восемь лет до этого Тредиа-ковском никто и не вспомнил, то на смерть Сумарокова в "Санкт-Петербургском вестнике" появился некролог, где о нем, кроме прочего, было сказано: "Имел он высокое мнение о звании и достоинстве прямого стихотворца" [5]. Нельзя сказать, чтобы это высокое мнение стало общим, однако сами литераторы, несомненно, стали придавать своему занятию большее значение, чем прежде. И у них были для того основания.

С 60-х годов XVIII в. обозначился достаточно устойчивый рост книжного рынка, что создавало предпосылки к профессионализации писательского труда. Конечно, одним сочинительством прожить "приличному человеку" было еще невозможно, однако, совмещая его с журналистикой и книгоизданием, а доходы от книгопродажи - с помощью от меценатов, кое-что уже можно было делать. Пример того - деятельность Н.И. Новикова: средний дворянин, учившийся в гимназии Московского университета, служивший в гвардии в низших чинах, вышедший в отставку в чине армейского поручика, бывший секретарем Уложенной комиссии, с 1769 г. начал заниматься журналистикой. Появившиеся незадолго до этого российские литературные журналы являли собой довольно занимательную картину: их издатели одновременно были авторами большинства, а то и всех публикуемых материалов, издавались они на средства самих издателей и на деньги меценатов, распространялись по подписке, причем подписчиков-"субскрибентов" было еще так мало, что зачастую часть тиража в несколько сотен экземпляров раздавали даром (с условием не подписываться на издания конкурентов), а срок существования этих вполне эфемерных изданий редко выходил за пределы одного года, а то и нескольких месяцев. Трудно сказать, давали ли вообще эти издания хоть какую-нибудь прибыль. Но если даже и давали, то жить на эти деньги все равно было бы довольно сложно.

Новиков и сам убедился в этом, издавая свои не долго просуществовавшие, хоть и вошедшие в историю, сатирические журналы. Но он постепенно расширяет обороты: издает "Ученые ведомости", затем ежемесячник "Утренний свет", который уже в момент начала издания имел тираж 800 экземпляров и расходился не только в двух столицах, но и в 26 губернских, 24 уездных городах и 7 местечках, а также "Библиотеку для дамского туалета", "Экономический магазин", приложение к "Московским ведомостям" под названием "О воспитании и наставлении детей", журнал "Детское чтение для сердца и разума" и др. Это было шагом огромной важности - издатель сам вышел на провинциальный книжный рынок. Не менее важно было то, что Новиков вступил в масонскую ложу и приобрел поддержку ряда влиятельных лиц, а также еще больше укрепил связи с провинцией. М.М. Херасков, будучи вторым куратором Московского университета, отдал ему в аренду университетскую типографию. В 1782 г. университетские масоны легализовались под видом филантропического "Дружеского ученого общества", а в следующем году было разрешено открывать частные типографии, и общество завело их сразу две, преобразовавшись в 1784 г. в акционерную "Типографскую компанию". Дело было поставлено на широкую ногу: кроме журналов и газет (тираж "Московских ведомостей" увеличился с 600 до 4000 экз.), компания стала издавать массу книг. Новиковские издания, изготовлявшиеся на двух десятках печатных станов, расходились по всей стране. Новиков делал скидки, продавал книги в рассрочку, открывал свои книжные лавки в Москве и провинциальных городах.

Это было уже не баловство с сатирическими журнальчиками, а серьезный бизнес: капитал "Типографской компании" исчислялся сотнями тысяч рублей, а прибыль составляла от 40 до 80 тыс. рублей в год. Сочинениями, переводами, изданием и книготорговлей жили десятки людей (одних типографских рабочих было около сотни). Это был настоящий островок "печатного капитализма".

Однако подобное образование еще не могло не быть инородным телом в социально-экономической ткани общества. К тому же масонско-просветительско-филантропическая деятельность компании вызвала резкую реакцию со стороны императрицы: в 1791 г. прекратила существование "Типографская компания", в следующем году была закрыта типография Новикова, а сам он посажен в Шлиссельбург. Так закончился первый опыт превращения "высокой" литературы из предмета придворного досуга в профессионально-коммерческое предприятие.

Конечно, опыт Новикова еще никак нельзя назвать примером нормы для своего времени. "Нормальными" литераторами были люди типа Хераскова, Державина, Дмитриева - чиновники, занимающиеся сочинительством хотя уже и не по службе, но и не вместо службы.

Очень показателен один эпизод из биографии Г.Р. Державина. В 1770 г. гвардии сержант Державин решил закончить свой более чем двухлетний отпуск, который проводил в основном за карточной игрой, и отправился в столицу, но был по дороге задержан карантином (это был год чумы в Москве). Чтобы не сидеть без толку две недели, Державин попытался уговорить караульных,

"но как был у него один сундук с бумагами, то и находили его препятствием; он, чтобы избавиться от оного, сжег при караульных со всем тем, что в нем ни было, и, преобра-тя бумаги в пепел, принес на жертву Плутону все, что он во всю молодость свою через 20 почти лет намарал, как то: переводы с немецкого языка и свои собственные сочинения в прозе и стихах" [6].

Этот эпизод, описанный Державиным в мемуарах, чрезвычайно показателен: гвардейский сержант настолько легко относится к своим сочинениям, что не задумывается сжечь все написанное за 20 лет и еще неопубликованное (впервые Державин выступил в печати в 1773 г.). Представим себе для сравнения, что ровно 60 лет спустя Пушкин, который также рвался из Болдина в Москву на свадьбу и был задержан холерным карантином, взял бы, да и сжег все написанное начиная со времени поступления в Лицей (фактически, те же 20 лет) - при том, что ничего из этого еще не было опубликовано. Или хотя бы то, что было им написано за одну "Болдинскую осень" и что он вез с собой. Как-то это не очень представляется. И именно потому, что Пушкин был в первую очередь "сочинителем", а Державин - унтер-офицером.

Впрочем, в самом конце XVIII в. ситуация все же начала меняться. Н.М. Карамзин - сын отставного капитана и симбирского помещика, был записан в полк, как водится, чуть ли не с рождения. Однако, прослужив на действительной службе всего три года (1782-1784 гг.), он предпочел выйти в отставку гвардейским поручиком и начал работать у Новикова. Затем попробовал издавать "Московский журнал", но у него, как водится, оказалось не более 300 подписчиков, занимался переводами, осуществлял другие издания (альманахи "Аониды", "Аглая"), работал в "Московских ведомостях", но все это давало столь незначительный доход, что в 1798 г. в письме к Дмитриеву он характеризовал рыночную ситуацию так: "Русская литература ходит по миру с сумой и с иконой: худая пожива с нею" [7]. Правда, со временем слог и тематика его повестей, рассчитанных на широкого читателя, т.е. не только на чиновничество и поместное дворянство, но и на определенную часть грамотных купцов, приказных и мещан, принесли Карамзину известность даже в том "обществе", где раньше ценились только чины и близость к двору. Ф.Ф. Вигель вспоминал: "В тогдашнее еще чинопочитательное время было даже несколько странно видеть стариков-вельмож, почти как с равным, в обхождении с тридцатилетним поручиком" [8]. Однако известность известностью, но нужно же еще на что-то жить. Карамзин затевает издание "Вестника Европы" (1802-1803 гг.) - журнала, "который составлял его доход и был необходим для семейства" [9]. Но доход этот опять оставлял желать лучшего, так что в конце концов Карамзин бросил вольные литераторские хлеба и поступил на службу - в 1803 г. Александр I назначил его придворным историографом. "Историю государства Российского" он писал до самой своей смерти, и это было, опять-таки, службой. Во дворце еще не оскудевала рука дающего - вступив на престол, Николай I назначил Карамзину и его детям поистине царскую пенсию в 50 тыс. рублей (правда, Карамзин умер спустя неделю после этого указа, но его семья пользовалась императорской щедростью).

Не будем подробно разбирать перипетии литературного процесса 1800-Х-1810-Х годов: борьбу "шишковистов" с "карамзинистами", "Беседы" - с "Арзамасом", быт литературных салонов и т.д. Все, что происходило в это время, безусловно, привлекало внимание довольно широких кругов образованного общества к литературе и литераторам, но решительных сдвигов еще не было: А.С. Шишков, П.А. Ширинский-Шихматов, Д.И. Хвостов, П.А. Вяземский, Д.Н. Блудов, В.А. Жуковский - все они служили, имели те или иные чины и занимались литературой либо в отставке, либо между службой, либо прямо по службе. Конечно, люди этого типа уже несколько отличались от придворных стихотворцев прежних царствований, но литература по-прежнему не являлась для них "делом жизни".

Лучше взглянем на следующую эпоху, т.е. период 20-х - 30-х гг. XIX в., и обратимся сразу к фигуре Александра Сергеевича Пушкина. Пушкин был потомственным дворянином, чей род восходил к временам Александра Невского и даже еще более ранним и семья его входила в состав тысячи с небольшим богатейших дворянских фамилий страны (более, чем тысячей душ, владели лишь около I тыс. помещиков, т.е. примерно 1% от их общего количества). Правда, Сергей Львович хозяином был никудышным, души закладывались и перезакладывались, и в 1834 г. дело дошло до описи имения, которое должны были продать за долги.

Надо сказать, что сам Александр Сергеевич, по сути дела, помещиком не был - он имел 220 душ в распоряжении, но не в собственности (он мог закладывать эти души, но не имел права продать их при жизни отца), оброчных денег, кажется, не получал, хозяйством занялся не по своей воле и лишь в последние годы жизни и больше заботился о содержании отца, сестры и брата, чем о собственных доходах с имений. Но, с другой стороны, верно и противоположное - Пушкин был помещиком, внуком, сыном, племянником, братом помещиков, и если бы его отец умер раньше 1837 г., получил бы не менее 500 душ и 2000 десятин. Юридически, фактически и в глазах окружающих он являлся потенциальным наследником крупного имения, сыном одного из крупнейших душевладельцев страны.

Но, несмотря на это, Пушкин жил на свои сочинения - фактически, он был одним из первых профессиональных литераторов. Точнее, профессиональные литераторы, жившие за счет своих сочинений, были и до него, и при нем - но это были производители литературы массового спроса, "лубочной". Об одном из таких рыночных писателей, А.А. Орлове, Пушкин сам говорит в своей иронической полемике с Булгариным - этот Орлов за один год выпустил три книжицы общим тиражом более 5000 экз. Однако Орлову книгопродавцы платили по 20 рублей за рукопись; что же касается Пушкина, то здесь речь шла о совсем других деньгах.

За первое издание "Кавказского пленника" (1822 г.) Пушкин получил 500 руб.; деньги, конечно, небольшие, но все его жалование составляло тогда 700 руб. в год. Гонорар Пушкина за "Бахчисарайский фонтан" (1824 г.) составил уже 3000 руб. - деньги уже весьма серьезные; дальше гонорары росли еще быстрее - если первое издание "Кавказского пленника" принесло 500 руб., то за второе издание в 1824 г. давали уже 3000 руб. В 1827 г. Пушкину уже платили по 10 руб. за строку, за "Бориса Годунова" он получил 10 тыс. руб., а в целом его литературные доходы составляли 20 тыс. руб. в год. В 1830 г. Плетнев подготовил ему контракт на 4 года со Смирдиным: Пушкин давал последнему право на продажу своих прежде опубликованных сочинений (за исключением "Руслана и Людмилы" и "Кавказского пленника") и получал за это по 7200 руб. в год (Плетнев писал Пушкину: "в продолжение четырех лет (начиная с 1 мая 1830 года) каждый месяц ты будешь получать от меня постоянного дохода по шести сот рублей, хотя бы в эти четыре года ты не стишка не напечатал нового: будешь кормиться все старыми крохами" [10]).

Пушкин входит во все детали писательского ремесла: его заботит ситуация на рынке, волнует, как скажутся на объеме продаж критические журнальные рецензии на его произведения. Он ругается в письме к брату на своих друзей и почитателей, которые вольно или невольно распространяют "Бахчисарайский фонтан" в списках, что подрывает сбыт печатного издания: "Остается узнать, раскупится ли хоть один экземпляр печатный - теми, у которых есть полные рукописи" [11]. За то же самое Пушкин ругает и самого брата: "Я отослал тебе мои рукописи в марте - они еще не собраны, не цензированы - ты читаешь их своим приятелям до тех пор, что они наизусть передают их московской публике, Благодарю" [12]. Он заводит тяжбу с неким Ольдекопом, который "без моего согласия и ведома, перепечатал стихотворение мое «Кавказский пленник» и тем лишил меня невозвратно выгод второго издания" [13]. Он пишет "Евгения Онегина" по главам, издает и переиздает каждую главу отдельно (только за одну главу "Онегина" он получил 5000 рублей), затем лишь выпускает издание целиком; Пушкин получает доход с каждого переиздания и весьма тщательно продумывает рыночную стратегию с каждым новым изданием. Например, он пишет Плетневу по поводу издания "Повестей Белкина": "Я такого мнения, что эти повести могут доставить нам 10 000" [14], и дает калькуляцию расхода и прихода. В другом письме Пушкин дает подробные указания, как увеличить листаж, какую назначить отпускную цену и как добиться лучшей раскупаемости:

"Правила, коим будем руководствоваться при издании, следующие:

1) Как можно более оставлять белых мест и как можно шире расставлять строки.

2) На странице помещать не более 18-ти строк.

3) Имена печатать полные, напр., Иван Иванович Иванов, а не И. Ив. Ив - в. Тоже и об городах и деревнях.

4) Числа (кроме годов) печатать буквами.

...6) Смирдину шепнуть мое имя, с тем чтоб он перешепнул покупателям.

7) С почтеннейшей публики брать по 7-ми рублей вместо 10-ти -ибо нынче времена тяжелые, рекрутский набор и карантины" [15].

На свои литературные труды Пушкин возлагает большие надежды. Он рассчитывает получить от "Истории Пугачевского бунта" от 30 до 50 тыс. руб. Затевая в 1836 г. издание "Современника", он отказывается от 15 тыс. руб. в год, которые ему предлагает Сенковский через Смирдина за то, чтобы он отступился от своего предприятия и остался сотрудником "Библиотеки для чтения", и рассчитывает получить много больше: "Вижу, что непременно нужно иметь мне 80 000 доходу. И буду их иметь. Не даром же пустился в журнальную спекуляцию..." [16]. Здесь он, конечно, слегка переоценивал свои возможности - "Пугачев" расходился плохо, да и с "Современником" дела пошли не лучше. Впрочем, как знать, что из этого могло бы выйти в дальнейшем, если бы Пушкин не погиб на дуэли.

Собственное профессиональное занятие литературным трудом, зарабатывание денег посредством продажи своих сочинений являлось для Пушкина предметом постоянной и весьма интенсивной рефлексии. Он, конечно, понимал, что для значительной части дворянства писательство все еще выглядело ремеслом, презренной работой на продажу, за деньги, но, как умный человек, не собирался скрывать или как-то затушевывать тот факт, что он занимается именно этим, и потому в своих письмах (особенно 20-х гг.) постоянно кокетничает наигранным тоном или эпатирует своих адресатов шокирующими заявлениями. Вот лишь несколько цитат:

Н.И. Гречу, 1821 г.: "Хотел бы я прислать вам отрывок из моего Кавказского Пленника, да лень переписывать. Хотите ли вы у меня купить весь кусок поэмы, длиною в 800 стихов: стих шириною 4 стопы; разрезано на две песни. Дешево отдам, чтобы товар не залежался" [17].

П.А. Вяземскому, 1822 г.: "...Должно смотреть на поэзию, с позволения сказать, как на ремесло. ...Аристократические предубеждения пристали тебе, но не мне, на конченную свою поэму я смотрю, как сапожник на пару своих сапог, и продаю с барышом" [18].

Л.С. Пушкину, 1824 г.: "...Я пел, как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет, лекарь морит - за деньги, за деньги, за деньги -таков я в наготе моего цинизма" [19].

Л.С. Пушкину, 1824 г.: "Христом Богом прошу скорее вытащить «Онегина» из-под цензуры - слава г.... - деньги нужны. Долго не торгуйся за стихи - режь, рви, кромсай хоть все 54 строфы, но денег, - ради Бога, денег!" [20].

П.А. Вяземскому, 1824 г.: ".. .Уплачу старые долги и засяду за новую поэму. Благо, я не принадлежу к нашим писателям XVIII века: я пишу для себя, а печатаю для денег, а ничуть не для улыбки прекрасного пола" [21].

А.И. Казначееву, 1824 г.: "Ради Бога, не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека; оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость" [22].

С.А. Соболевскому, 1827 г.: "...Да еще говорят: он богат, чорт ли ему в деньгах. Положим так, но я богат через мою торговлю стишистую, а не прадедовскими вотчинами, находящимися в руках Сергея Львовича" [23].

В последнем, как мы убедились, Пушкин был прав: основным источником его доходов являлись не поместья и не служба, а литературный труд, работа на книжно-журнальный рынок. Не всегда на этом рынке он чувствовал себя достаточно уверенно, не всегда мог состязаться с такими профессионалами (в прямом значении этого слова: профессионал - человек, зарабатывающий на жизнь продажей своих продуктов или услуг), как Н.А. Полевой, О.И. Сенковский, Н.И. Греч, Ф.В. Булгарин и другие, что порой вызывало у Пушкина горькие сентенции типа: "Было время, литература была благородное, аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок" [24].

Ему, потомственному дворянину с многовековой родословной, с его поместьями и предками в генеральских чинах, не очень уютно на этом "вшивом рынке", и сквозь призму этого ощущения он смотрит на всю российскую высокую словесность в целом. Пушкин пишет А.А. Бестужеву:

"У нас писатели взяты из высшего класса общества. Аристократическая гордость сливается у них с авторским самолюбием; мы не хотим быть по-кровительствуемы равными - вот чего подлец Воронцов не понимает. Он воображает, что русский поэт явится в его передней с посвящением или одою, а тот является с требованием на уважение, как шестисотлетний дворянин. Дьявольская разница" [25].

Ту же тему он варьирует и в письме К.Ф. Рылееву:

"Ты сердишься за то, что я чванюсь 600-летним дворянством (NB, мое дворянство старше). Как же ты не видишь, что дух нашей словесности отчасти зависит от сословия писателей? Мы не можем подносить наших сочинений вельможам, ибо по своему рождению почитаем себя равным им. Отселе гордость etc. Не должно русских писателей судить как иностранных. Там пишут для денег, а у нас (кроме меня) из тщеславия. Там стихами живут, а у нас гр. Хвостов прожился на них. Там есть нечего - так пиши книгу, а у нас есть нечего -так служи, да не сочиняй" [26].

Ту же тему и почти в тех же самых словах он вновь затрагивает в "Путешествии из Москвы в Петербург": русский писатель - дворянин, он не может искать патронажа

"и подносить свои сочинения вельможе или богачу, в надежде получить от него 500 рублей или перстень, украшенный драгоценными каменьями" [27].

Однако еще полувеком раньше упражнявшиеся в сочинительстве люди, будь они даже хороших родов, и служили, и оды писали, и искали расположения фаворитов, и дареными золотыми табакерками хвалились (а случалось, что и в ломбард их закладывали). Видимо, должна быть и еще какая-то причина, кроме дворянского гонора - и она, действительно, есть:

"К тому ж с некоторых пор литература стала у нас ремесло выгодное, - пишет Пушкин, - и публика в состоянии дать более денег, нежели его сиятельство такой-то или его высокопревосходительство такой-то" [28].

Пушкин понимает, что даже приглашение его к двору есть следствие его литературной известности в обществе, а не наоборот, как то бывало за век до этого. Он ощущает и понимает, что сочинительство отныне дает авторитет, влияние, уважение, оно не только приносит хорошие деньги - оно дает власть, дает независимость и статус, каковых не обеспечивают ни знатность, ни чиновность, ни богатство сами по себе. "Обществ" было уже два: высшее придворное общество, для которого Пушкин - чин IX класса, камер-юнкер и пописывающий русские стишки рифмоплет, и "второе общество" - чиновники, офицеры, студенты, купцы, художники, актеры и т.п., - для которого Пушкин - национальный гений. Литераторы прежних времен работали полностью или преимущественно на "первое" общество, так как никакого другого еще не было, а вот Пушкин писал уже не только для высшего, но и для "второго" общества - это и был его рынок и основание его независимости.

Естественно, что не один он зарабатывал на жизнь таким способом: успехи в развитии школьного образования сделали рынок чрезвычайно емким. Теперь только в двух столицах сотни людей зарабатывают здесь неплохие деньги. Гонорары в 30-е годы стали очень приличными: Денис Давыдов получал в "Библиотеке для чтения" по 300 рублей за печатный лист, сам Пушкин, собирая материал для "Современника", платил авторам по 200 рублей за лист.

Что такое 200 или 300 рублей ассигнациями в 1836 г.?

На уральских частных заводах подмастерья в это время зарабатывали от 50 до 115 рублей в год; в столице младший мастеровой получал 72 рубля в год, старший мастеровой второго разряда - 120-130 рублей в год; учитель рисования в уездном училище получал жалование 200 рублей в год; канцелярист в университете или управлении учебного округа имел жалование 250 рублей в год. Таким образом, за журнальный материал в один печатный лист можно было заработать больше, чем зарабатывали рабочий, учитель или канцелярист за целый год. На гонорар в 300 рублей на московском рынке можно было купить 6552 кг муки, 5228 кг гречки, 1024 кг мяса, 379 кг масла: литераторский труд оплачивался, прямо скажем, неплохо. С другой стороны, и спрос на книжном рынке был таким, что, например, "Иван Выжигин" Булгарина, изданный в 1829 г. огромным тиражом в 7000 экз., потребовал нового издания уже через неделю, а "Юрий Милославский" Загоскина, вышедший в свет в том же 1829 г., за 12 лет выдержал 8 изданий; соответственно, первый заработал на "Выжигине" 30 тысяч, а "Рославлев" второго продавался по 20 рублей, и его неплохо раскупали.

Такие литераторы, как Сенковский, Греч, Булгарин и др., поставили свое дело на твердую коммерческую основу: говоря современным языком, они организовывали рекламные кампании, используя критические отделы собственных периодических изданий, занимались продвижением продукции на рынке, устраивали разного рода акции в видах маркетинговой политики. Вся эта профессиональная кухня литераторов "торгового" или "купеческого" направления вызывала резкую неприязнь сочинителей "аристократического направления": из всех "аристократов" один Пушкин жил литературным заработком, другие основной доход получали от службы и поместий, поэтому литературные занятия были для них не бизнесом, а предметом бескорыстного интереса и невинным желанием приобрести известность за пределами родственно-служебных кругов. А. Мицкевич характеризовал эту ситуацию так:

"Писатели в России образуют род братства, соединенного многими связями. Они почти все или люди зажиточные, или чиновники правительства: пишут они большею частью для того, чтобы приобрести славу или общественное значение. Талант у них не сделался еще товаром, и поэтому редко встречается между ними ремесленное совместни-чество и вражда интересов" [29].

Однако с течением времени появилось и то, и другое, ибо процесс профессионализации литературы набирал обороты.

40-е-50-е годы XIX в. явились новой эпохой. Количество школ, библиотек и издательств в несколько раз увеличилось, образованное/читающее общество тоже сильно выросло и вместе с тем демократизировалось. С другой стороны, политический, а точнее, полицейский режим стал довольно суровым, так что рост и структурирование гражданского общества в значительной степени приняли формы литераторства, книжно-журнальной культуры.

Пример профессионального литератора 40-х гг. XIX века - Белинский. Он окончил уездное училище, учился в Пензенской гимназии, затем поступил в Московский университет, откуда в 1832 г. был исключен по политическим мотивам. После этого он зарабатывает на жизнь частными уроками, трудится в качестве литературного секретаря у одного барина (А.М. Полторацкого), пытается подрабатывать переводами, а главное - начинает публиковаться в московских журналах и в 1835 г. находит работу в редакциях журналов Н.И. Надеждина "Молва" и "Телескоп" (заодно выступает у своего патрона, на квартире которого он и жил, в роли "литературного негра"). После известной истории с "Телескопом" и его редактором из-за публикации "Философического письма" Чаадаева Белинский работал в "Московском наблюдателе", а в 1839 г. переехал в Петербург, куда был приглашен А.А. Краевским для работы в "Отечественных записках".

Перед тем Белинский сильно нуждался в деньгах и занимал у своих московских друзей по 100, а то и по 10 рублей, и дозанимался до того, что на нем оказалось 2000 рублей долга. Он писал знакомым в Петербург с просьбами подыскать ему работу у кого угодно - Смирдина, Греча, Полевого, Булгарина; он брался выдавать до десяти листов в месяц, высказывал желание заняться критикой, библиографией и т.д. В одном письме Панаеву Белинский писал:

"...Мне надо чем-нибудь жить, чтобы не умереть с голоду - в Москве нечем мне жить... Мне надо ехать в Питер, и чем скорей, тем лучше. .. .Кроме г. Краевского, поговорите и с другими, сами от себя или через кого-нибудь: я продаю себя всем и каждому, от Сенковского до (тьфу ты, гадость какая!) Булгарина - кто больше даст... Я готов взять на себя даже и черновую работу, корректуру и тому подобное, если только за все это будет платиться соразмерно трудам. Денег! Денег!" [30].

Если Белинскому нужны были деньги, то Краевскому, который в 1839 г. занялся изданием "Отечественных записок", был нужен хороший критик. Интересы совпали, и Краевский согласился взять Белинского на работу в свой журнал в качестве редактора критического и библиографического отделов. Он уплатил долги Белинского и назначил ему жалованье в размере 3500 рублей в год. Затем жалование Белинского увеличилось до 4500 руб., а в 1843 г., когда он женился, его зарплата была поднята до 5000 руб. в год.

Конечно, для его товарищей типа И.И. Панаева, который закладывал крепостных, чтобы съездить за границу, или И.С. Тургенева, который обещал подарить дочери Белинского деревню с 250 душами, образ жизни Белинского мог показаться ужасным: тяжкий ежедневный труд и беспросветная нищета. Однако, если взглянуть более объективно, то дела Белинского не обстояли так уж плохо. 4500 рублей годового жалования были не такой уж мизерной суммой: директор гимназии получал в то время 3000 руб., правитель (заведующий) канцелярией попечителя Петербургского учебного округа - 2500 руб., экстраординарный профессор Санкт-Петербургского университета - 3500 руб., ординарный академик - 5000 руб. Когда в 1846 г. Панаев и Некрасов перекупили у Плетнева "Современник", то Белинскому было назначено жалование в 8000 руб. в год.

Белинский уже однозначно работал не на светское, а на "второе" общество, и в этом последнем имел такой успех, что стал одним из первых "властителей дум" - операторов общественного мнения. Если бы в это время образованное общество совпадало со светским и, тем более, с придворным, Белинский стал бы кем-то вроде Тредиаковского - шутом, забавляющим господ; но те времена прошли, читателями книг и журналов были уже не несколько сотен человек, а десятки и даже сотни тысяч (собрание сочинений Белинского, изданное после его смерти, разошлось тиражом 52 тыс. экз.), и человек, формирующий вкусы и воззрения этого множества людей, приобретал огромный, хотя и неформальный социальный статус, возвышавший его над всем "высшим обществом".

Такой человек не мог не стать носителем и проводником новой, буржуазной идеологии, которую начинают усваивать даже писатели из "хороших семей" типа Тургенева.

И.С. Тургенев был сыном отставного армейского полконика, он вырос в имении, затем учился в Москве, Петербурге, Берлине, поступил в 1842 г. в чине коллежского секретаря в канцелярию министра внутренних дел, но служить ему совершенно не понравилось, и на следующий год он вышел в отставку и до смерти так и оставался отставным коллежским секретарем. Впрочем, иметь чин Х класса не было большой бедой - тот же чин имел и Пушкин; но сходство этих писателей усугублялось еще и тем, что если родовые имения Пушкина находились во владении его отца, то имениями Тургенева распоряжалась его мать, скептически относившаяся к литературным занятиям сына. Тургенев, вступив на литературное поприще, частью был, а частью хотел казаться "литературным аристократом", но Белинский не давал ему "разыгрывать барича". Тургенев, как настоящий аристократ, мог отдать свою рукопись для издания бесплатно, но тут же занимал у издателя деньги, а Белинский читал ему по этому поводу нотации: "Подтяните, ради Христа, свою распущенность, ведь можно сделаться нравственным уродом. Мальчишество какое-то... Бичуете в других фанфаронство, а сами не хотите его бросить!" [31]. Дело было не в том, что Тургенев занимает деньги - занимали все у всех, а в том, что он из барской спеси отказывается от гонорара, дабы уподобиться настоящим писателям-аристократам старых времен.

Вот еще одна история, рассказанная Панаевой:

"От Белинского Тургеневу досталась сильная головомойка, когда дошло до его сведения, что Тургенев в светских дамских салончиках говорил, что не унизит себя, чтобы брать деньги за свои сочинения; что он их дарит редакторам журнала. - Так вы считаете позором сознаться, что вам платят деньги за ваш умственный труд? Стыдно и больно мне за вас, Тургенев! - упрекал его Белинский. Тургенев чистосердечно покаялся в своем грехе и сам удивлялся, как мог говорить такую пошлость" [32].

Таким образом, буржуазный принцип работы на других за деньги, бывший раньше главным критерием "подлости", возводится Белинским в добродетель, а аристократические представления о том, что должен и чего не должен делать дворянин, дабы не нанести ущерба своей чести, третируются как "пошлость". И барич Тургенев принимал и усваивал эти и подобные установки демократической идеологии.

Некрасова, в отличие от Тургенева, не надо было убеждать в том, что брать деньги за свои сочинения не постыдно. Н.А. Некрасов вырос в имении своего отца - отставного офицера, учился в Ярославской гимназии, затем был отправлен в столицу, определяться на военную службу, но вместо этого поступил вольнослушателем в университет, за что отец лишил его содержания. Юному студенту пришлось бросить учебу и начать зарабатывать на жизнь разного рода литераторским трудом: он работал в редакциях, издавал различные сборники, и скоро его дела пошли на лад. Некрасов стал редактором и совладельцем "Современника" (вместе с Панаевым), и это приносило ему такие доходы, что он завел двух лакеев, повара, горничную и кухарку, собственный выезд и начал вести большую карточную игру. Он выписывал себе из Англии ружья и охотничьих собак, а на медвежью охоту ездил как настоящий барин: "Везлись запасы дорогих вин, закусок и вообще провизии; брался повар, Василий (лакей - А.Ш.), складная постель, халат, туфли" [33]. Таким образом, оказывалось, что издавать журнал прогрессивно-демократического направления может быть чрезвычайно прибыльным делом.

Впрочем, направления и взгляды в интересующем нас контексте суть дело второстепенное: речь идет не об ангажированности той или иной идеологией, а о социально-экономической стороне исторического феномена "великой русской литературы". Мы постарались показать, что пресловутый литературоцентризм золотого века русской культуры был во многом коррелятом развития книжного рынка, стимулировавшего профессионализацию литературы - в сочетании со свежей еще традицией "литературного аристократизма". В отечественной интеллигентской традиции, позаимствовавшей у старинного дворянства вместе с ценностным комплексом службы/служения его презрительное отношение к буржуазии, ко всему этому озабоченному своими прибылями мещанству, данная сторона литературного процесса обычно игнорировалась, но в нынешний постлитературный век обратить внимание на изнаночную сторону этой "уходящей натуры", как нам кажется, может быть и полезным, и поучительным.

Список литературы

1. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3-х т. Т. 2. Ч. 1.М., 1994. С. 280-281; Очерки русской культуры XVIII века. Ч. III. М., 1988. С. 236-237.

2. Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. В 2 т. Т. 2. М., 1952. С. 185.

3. Русские мемуары. Избранные страницы. XVIII век. М., 1988. С. 420.

4. Ломоносов М.В. Поэзия. Проза. Письма. Воронеж, 1986. С. 274.

5. Русские мемуары. С. 427.

6. Русские мемуары. С. 144.

7. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3-х т. Т. 2. Ч. 1.М., 1994. С. 297.

8. Русские мемуары. С. 447.

9. Русские мемуары. С. 422.

10. Друзья Пушкина: Переписка; Воспоминания; Дневники. В 2 т. Т. II. М., 1984. С. 259.

11. Пушкин А.С. Собр. соч. М., 1914. С. 989.

12. Там же. С. 1012.

13. Там же. С. 1026.

14. Там же. С. 1052.

15. Там же. С. 1055.

16. Там же. С. 1101.

17. Там же. С. 976.

18. Там же. С. 981.

19. Там же. С. 989.

20. Там же. С. 998.

21. Там же. С. 990.

22. Там же. С. 991.

23. Друзья Пушкина. С. 294.

24. Пушкин А.С. Собр. соч. С. 1077.

25. Там же. С. 1009.

26. Там же.

27. Пушкин А.С. Избранное. М., 1980. С. 86.

28. Там же.

29. Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929. С. 70.

30. В.Г. Белинский в воспоминаниях современников. М., 1962. C. 198-199.

31. Панаева А.Я. Воспоминания. М., 1972. С. 141.

32. Там же. С. 96.

33. Там же. С. 387.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://vivovoco.nns.ru


Информация о работе «Великая литература как большой бизнес»
Раздел: Литература и русский язык
Количество знаков с пробелами: 49790
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
46476
0
0

... в руку черного противника, согласуя тем самым информацию со стереотипом агрессивного негра. Эффект, регулярно повторявшийся у взрослых, не имел места в экспериментах с детьми...   2. Слухи, как инструмент PR По результатам некоторых зарубежных исследований, не более 40% потребителей считают рекламную информацию достоверной. В российском варианте ситуация еще хуже: большинство наших сограждан ...

Скачать
12304
2
2

... бизнес-планы. В большинстве случаев создание квалифицированного бизнес-плана под силу лишь команде профессионалов - каждого в своей области (управлении, финансах, маркетинге). На Запале при составлении бизнес-планов даже небольшие фирмы обращаются к ним за консультацией, разработка же подобных документов в крупных компаниях идет целыми штабами, составленными из опытных специалистов. Опыт ...

Скачать
20407
22
0

... по закупке лома будет обеспечена. 4.4. Проведение рекламной кампании. Для вступления на рынок наше ООО делает основной упор на базе рекламной кампании, проводимой А/О «Лиепайский металлург» .От платежеспособности ООО по закупке лома зависит успех всей деятельности. В дальнейшем необходимо провести рекламную кампанию, разместив рекламные объявления о покупке лома в газетах ...

Скачать
28463
0
0

... научно-промышленные комплексы. Относительно новой формой инноваций является получивший недавно широкое распространение “американский метод” инноваций - рисковое венчурное предпринимательство. Глава 2. Технопарки и технополисы - основа венчурного бизнеса. Рисковые венчурные (venture [англ] - рискованное предприятие) небольшого, как правило, размера заняты разработкой научных идей и превращением ...

0 комментариев


Наверх