Поэт и поэзия в творчестве Б. Пастернака

Когда строку диктует чувство,

Оно на сцену шлет раба,

И тут кончается искусство,

И дышат почва и судьба.

Б. Пастернак

Поэзия часто говорит о себе самой — устами авторов. Те или иные аспекты поэтического предназначения привлекают к себе внимание разных поэтов, едва ли не всех. В русской литературе эта градация представлена величайшими ее именами, такими, как Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Некрасов, Блок, Маяковский, Ахматова. Свое, оригинальное мнение по этому вопросу высказал и Борис Пастернак. Оно явилось следствием его общих мировоззренческих и эстетических взглядов и представляет собой последовательную, выдержанную в едином ключе систему.

Первое, что привлекает внимание в стихах Пастернака, посвященных теме искусства, это его уподобление губке, впитывающей все вокруг:

Поэзия! Греческой губкой в присосках

Будь ты, и меж зелени клейкой

Тебя б положил я на мокрую доску

Зеленой садовой скамейки.

Эта мгновенно родившаяся формула одного из ранних стихотворений поэта стала устойчивым образом поэзии во всем его творчестве, своеобразным ее определением. Позже, в стихотворении, которое так и называется — “Определение поэзии”, автор не находит ничего более емкого и точного для передачи сущности искусства, чем перечисление явлений окружающего мира:

Это — круто налившийся свисти,

Это — щелканье сдавленных льдинок,

Это — ночь, леденящая лист,

Это — двух соловьев поединок.

Так складывается в поэзии Пастернака единственный и неповторимый образ искусства-губки, искусства — органа чувств, этакого шестого чувства, о котором некогда писал Гумилев.

Этот образ не сразу стал доминирующим в творчестве автора. Так, в стихотворении “Пиры” поэт-еще склонен к традиционным изображениям поэтических пиршеств: “Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим”. Вспоминается Блок с его “Поэтами”: “А у поэта всемирный запой, и мало ему конституций!” Но уже и в этом стихотворении пиршество имеет особый характер:

Пью горечь тубероз, небес осенних горечь,

И в них твоих измен горящую струю.

Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,

Выдающей строфы сырую горечь пью.

Что значит поэзия для людей? На этот вопрос Пастернак уверенно отвечает, что в ней — наше право на бессмертие: “А в рифмах умирает рок”. В рифмах рождается та правда, которая невозможна в мире обыденности, та правда, с которой в эту жизнь входит “миров разноголосица”.

Поэзия имеет своим истоком саму жизнь — во всех ее проявлениях. И так же, как сама жизнь, согласно Пастернаку, есть непреходящее чудо поэзия является “и творчеством, и чудотворством”. Поэзия творит “образ мира в слове явленный”. Искусство открывает человеку глаза на мир, на его чудесное существование — в этом его нравственная задача, в этом — утверждение принципов добра и красоты.

Искусство и простота — тема, которая волновала Пастернака. Его самого нередко упрекали в ненужной, чрезмерной сложности образов и приемов. И потому в стихотворении “Волны” он решает раз и навсегда определить характер и пределы поэтической простоты. Поэзии доступно особое знание, она находится в родстве “со всем, что есть”, она знается “с будущим в быту”, и потому мир для нее предстает в первозданной его простоте. Однако поэт не имеет права выносить эту правду в ее чистом виде, он должен создать мир более сложный: простота в этом случае, наверное, похожа на эссенцию, которая должна быть разбавлена, чтобы ее можно было использовать:

Но мы пощажены не будем,

Когда ее не утаим.

Она всего нужнее людям,

Но сложное понятней им.

Фигура поэта неоднократно предстает перед нами в творчестве Пастернака. Нередко он обращается в своих стихах к образам художников прошлого и современности: Шекспир, Пушкин, Блок, Маяковский. Шопен, Мейерхольд — вот герои его произведений и их адресаты. У поэта особая судьба. Поэтами действительно рождаются, это судьбой данный дар. Поэт есть такое же явление природы, как деревья, как море. Пастернак в какой-то степени романтизирует судьбу художника. Особенно это чувствуется в цикле “Темы и акации”, неназванным героем которого стал один из поэтических кумиров автора, Пушкин. Герой дан у Пастернака скорее как тип, общий образец судьбы художника. Он есть стихия самой жизни, стихия природная — автор дается к пушкинскому образу моря, соединяя в нем одновременно “стихию свободной стихии с свободной стихией стиха”. В поэтическом призвании равно заключены и свобода, и подчинение, поэтому в стихах появляется, наряду с образом свободной стихии моря, образ пустыни — где, как известно, был вручен герою пушкинского “Пророка” дар “глаголом жечь сердца людей”.

Поэт вынужден платить за свой гений, платить отказом от частного “я”. Но при этом мир поэзии Пастернака не знает таких трагедий выбора между призванием и личной жизнью, как, к примеру, у Маяковского, которому приходилось наступать “на горло собственной песне”. Мир уравновешен своей сути — иначе он просто не смог бы существовать, поэтому автор говорит о трагическом противопоставлении поэта и действительности. Конфликт, конечно, присутствует, но не в таких предельных формах, как у многих собратьев по творчеству. Более того, герой Пастернака не снимает часть вины за него и с себя:

Я послан Богом мучить

Себя, родных и тех,

Которых мучать грех.

Применительно к личности художника автор употребляет определения, которые вряд ли бы показались уместными кому-либо еще: поэт — заложник и должник, раб; он — в плену и в долгу перед жизнью:

Жизнь ведь тоже только миг,

Только растворенье

Нас самих во всех других

Как бы им в даренье.

Судьба поэта потому полна испытаний и тягот:

...строчки с кровью — убивают,

Нахлынут горлом и убьют!

Целью творчества Пастернак считает самовыражение, самоотдачу. Его не прельщает просто людская слава: поэт должен творить так, чтобы завоевать любовь пространства. Мир этот ждет труда художника так же, как труда пахаря. Позт должен исполнить свое предназначение на земле несмотря ни на что: судьбой за него продуман распорядок действий, и он не вправе отказаться играть свою роль.

Сам Пастернак всей своей жизнью подтверждал свою верность провозглашенным им принципам поэтического предназначения. Все, что им создано, несет на себе отпечаток тех идеалов духовности, которые он проповедовал в своих стихах. Он во всем пытался “дойти до самой сути”, он был требователен к себе, к своему мастерству: известно, что он тщательно и подолгу редактировал свои произведения (об этом с иронией говорит Маяковский в стихотворении “Тамара и Демон”: “И пусть, озверев от помарок, про это пишет себе Пастернак...”).

Борис Пастернак не склонен был приписывать поэзии цели конкретные, практические, как делал это в какой-то мере тот же Маяковский. Поэт лишь отчасти заимствует у классической традиции представления о предназначении поэзии и дает ей новое определение — поэзия-губка. Она впитывает мир целиком, чтобы потом, будучи выжатой, явить его людям, открыть им его — в этом ее высокое предназначение, ведь у поэта особое, полное и первичное знание о мире. Личность самого Пастернака — пример для многих его собратьев: к примеру, А. Ахматова писала в своих стихах о желании “Пастернака перепастерначить”. Пастернак — явление для русской литературы сакральное: он — Поэт.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/