117 Копелев 1959: 236.
118 Великовский 1960.
переживают в эпоху абсурда новую жизнь. Переосмысляясь и включаясь в новые структуры, они обобщенно отражаютабсурдность действительности в виде вновь созданных персонификаций. Недаром новая мифология, представленная в драматургии 1950-х гг., была понята не только в интеллектуальной среде. Эсслин в своей книге об абсурде намеренноупоминает о том, что в 1957 г. в одной американской каторжной тюрьме была показана пьеса Беккета «В ожидании Годо». При этом реакция заключенных превзошла всяческие про-гнозы — лишенные свободы приняли «Годо» с бурным восторгом.
С общим критическим настроем точки зрения Великовского перекликается статья Л. Щепиловой «Чему служит театр абсурда», появившаяся на страницах «Литературной газеты» два года спустя после начала европейских дебатов обабсурде. Щепилова предпринимает, пожалуй, первую попытку в русском дискурсе об абсурде осмыслить теорию Эсслина и дополнить ее краткими соображениями 119. Трактуя театр абсурда как антиреалистический в смысле его отказа быть«рупором общественных идей и переживаний», автор одновременно пытается соотнести абсурд с такими явлениями культуры, как мистификация и черный юмор.
И все же общая негативная оценочность театра абсурдаперевешивает в этот период отдельные любопытные замечания и находки.
Собственно говоря, и до этого времени слово абсурд обладало в русском языке очевидной пейоративной оценочностью.Получив известность с середины XIX в., это слово первоначально фигурировало в словарях как категория логического абсурда, то есть как понятие или суждение, обозначающее 'бессмыслицу, нелепость'. Впервые слово абсурд было зафиксировано в 1861 г. в Полном словаре иностранных слов 120. Затемоно повторяется в Прибавлении I к этому словарю 121, а также
119 Щепилова 1963.
120 ПСИС 1861:1.
121 Прибавление I к «Полному словарю иностранных слов». С. 1(СПб., 1863).
в Настольном словаре Толля 122 и в объяснительном словаре иностранных слов Михельсона, добавившего к словарной статье абсурд статью абсурдный 123. С конца XIX в. слово абсурдпопадает в указанном значении в ряд энциклопедических словарей 124 и все чаще и чаще встречается в художественной литературе и публицистике. Гончаров в очерке «Литературныйвечер», описывая нелепую ситуацию чтения романа автором, который не был писателем, но занимал важные государственные посты и имел авторитет в свете, вкладывает в уста «известного профессора словесности, написавшего много книг о литературе» 125, следующую реплику:
Новые писатели дают слишком много места реализму. Но об этом говорено так много, что скучно становится. Отвергают все основы искусства... Дошли до абсурда126.
Выражение дойти до абсурда имеет в этом контексте значение того, в чем 'нельзя уловить смысла'. Для профессора словесности таковым оказывается реалистическое искусство. Абсурд для Гончарова — великосветский роман прототипа главного героя очерка П. А. Валуева, который являлся к тому жееще и непосредственным начальником писателя.
Примечательно, что в XX в., практически следом за появлением западного театра абсурда, словарная статья об абсурде была начисто исключена из Большой советской энциклопедии 1949 г. под редакцией С. И. Вавилова. Вероятно, для советской цензуры наличие таковой ощущалось бы как возможная опасность трансплантации «чужеродного» театрально-художественного явления в сферу культурной жизни советского человека. Тем не менее очень скоро, не без влияниятеоретических дебатов об абсурде, начатых Эсслином, появляется попытка не только осмыслить западный театр абсурда 127, но и выявить феномен абсурда в собственной культуре. И в первую очередь, в творчестве обэриутов. С появлением интереса к абсурду в собственной национальной культуре пейоративная оценочность этого слова смещается на периферию.
---------------------------------
122 Толль 1863-1864: 9.
123 Михельсон 1865: 9.
124 См., например: Брокгауз, Ефрон 1890—1904,1:45; или: Брокгауз, Ефрон 1916: 94.
125 Гончаров 1980: 35.
126 Там же: 87-88.
127 Куликов 1974.
В России слово абсурд в контексте русской литературывпервые прозвучало в 1965 г. в небольшой статье Анатолия Александрова «Даниил Хармс» 128, а затем было подхвачено другими исследователями 129.1960—1980-е годы отмечены появлением значительного числа тезисов, статей, авторефератов кандидатских и докторских диссертаций на тему творчества обэриутов 130. Однако в центре исследовательского интереса находились источниковедение, поэтика художественного текста, биографические работы. Исключение составляли некоторые междискурсивные исследования, в которых ставился вопрос о соотношении абсурда и живописи или философии.К таким работам можно отнести статью Сергея Сигова, в которой истоки поэтики обэриутов отыскиваются в теории «расширенного смотрения» Михаила Матюшина 131.
Поскольку язык постмодернистской критики в этот период не был еще достаточно развит, многие аспекты текстологического анализа поэтики абсурда оставались явно невыясненными. Применительно к поэтической традиции рассуждали, главным образом, о логическом абсурде, т. е. как об осознанном художественном приеме, направленном на рассогласование завязки поэтического действия (или рассуждения) и развязки, когда исходный эпизод вступает в логический конфликт с завершающим. Логический абсурд проявляется в поэтической традиции речи в нарушении синтагматических и парадигматических связей, то есть
128 Александров 1965.
129 Перечислим в хронологическом порядке некоторые ранниероссийские публикации об обэриутах: Халатов 1966; Александров, Мейлах 1967а, б; Чертков 1968 и др. Заметим, что о поэтике обэриутов (вне ее осмысления в русле поэтики абсурда) впервые в постсталинскую эпоху заговорила Лидия Чуковская; см. Чуковская 1960:257.
0 комментариев