Вячеслав Иванович Иванов, "Вячеслав Великолепный", "маг", "мистагог" русского символизма, предмет поклонения множества вероискателей и вероискательниц, непогрешимый судья поэтической эрудиции, любимый герой пародистов, с легкостью издевавшихся над его архаически-возвышенным языком, по возрасту принадлежал к старшим символистам, по духу творчества - к младшим. Как для Блока и Белого, символизм был для него не литературной школой, а системой мировоззрения, не апофеозом индивидуализма, а основой человеческого единения в духе. У Иванова это учение приобрело наиболее связный и законченный вид. На Дельфийском храме, говорит он в мелопее (сложная многочастная лирическая композиция) "Человек", была лаконичная надпись EI, что значит "ты еси", с этими словами Бог обращается к человеку, а человек должен обратиться к Богу и ближним, и только после этого он сможет сказать о себе "аз есмь", "я существую". А существовать - значит творить: человек служит Богу, принося ему в жертву себя самого ("Споки"; заключительное "безмолвствуй" - обрядовый возглас при начале жертвоприношений). Всякое истинное творчество символично: мысль поэта восходит от земного предмета к несказуемо-божественной сути ("от реального к реальнейшему"; поэтому Иванов называл свое учение "реалистическим символизмом" в отличие от "идеалистического", который идеализирует только собственное "я"), а затем нисходит опять к земному предмету - символу, который должен вызвать в сознании "отзвук" божественного ("Альпийский рог"). Из этого понимания вытекает внешний облик поэзии самого Иванова: она говорит о сложном, но эта сложность не искусственна, каждое его стихотворение поддается прозаическому пересказу, и только непременное глубинное религиозное содержание диктует высокий стиль (по образцу греческой архаики в "Слоках", немецкой романтики в "Кочевниках Красоты", русских духовных стихов в "Улове") и высокий иератический язык, насыщенный церковнославянизмами. Новосозданных символов Иванов избегает, предпочитая традиционные античные или библейские; лишь изредка он требует от читателя знаний более экзотических ("слоки" - форма индийских стихов, "Гаутама" - имя Будды, "рищи" - мудрецы-чудотворцы).
Идеал "соборного единства" и "соборного творчества" для Иванова - христианство. Предтеча его - греческая религия Диониса, "Ветхий Завет язычников" (Ницше противопоставлял дионисийство христианству, Вяч. Иванов их сближает). Изучению и реконструкции дионисийства Иванов посвятил всю жизнь: началом были долгие "годы учения" в Европе (1886-1905), а докторскую диссертацию он защитил только в 1923 г. в Баку. Воплощением дионисийства в своей жизни Иванов считал свою жену, писательницу Л. Д. Зиновьеву-Аннибал, которую называл "мэнадой" (умерла в 1907 г.: ей посвящен сонет "Любовь", из ее романа - эпиграф к "Кочевникам Красоты"). Почвой для всеобщего внимания к учению и творчеству Иванова была актуальность темы "искусство и общественность" после 1905 г. Петербургская квартира Вяч. Иванова в 1905-1909 гг. ("башня" в доме на Таврической улице) стала "духовной лабораторией", центром поэтических, философских и религиозных собраний ("ивановские среды"), в которых Иванов с женой хотели видеть прообраз будущих "соборных" общин. "Соборность" проповедовалась и в семейной жизни - памятником этих трудных опытов осталось стихотворение "Нищ и светел". На почве "соборности" произошел и знаменитый "раскол в символистах" 1907-1908 гг.: Иванов (и Блок) поддержал программу "мистического анархизма" Г. Чулкова; Брюсов (и Белый) резко выступил против. Первая книга стихов Вяч. Иванова - "Кормчие звезды" (СПб., 1903) прошла почти незамеченной; вторая - "Прозрачность" (М., 1904) создала ему имя среди символистов; третья - "Сог ardens" (Сердце пламенеющее. М., 1911-1912), двухтомный монумент памяти Л. Д. Зиновьевой-Аннибал, закрепила его признание в литературе; за этим последовал маленький сборник "Нежная тайна" (СПб., 1912), позднейшие стихи были собраны лишь посмертно. С 1913 г. Иванов живет в Москве, после революции служит в советских культурных учреждениях, в 1920-1924 гг. преподает филологию в Баку. В 1924 г. он уезжает за границу в научную командировку и поселяется в Италии (сохраняя советский паспорт до конца 1930-х годов) - сперва в Павии, потом в Риме. В Риме, перебедствовав вторую мировую войну, он и умер в 1949 г.
Список литературыРусская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1
Похожие работы
... обновил философско-эстетическую основу русской культуры, наметил круг наиболее актуальной для ХХ века художественной проблематики. Постижение новой художественной логики в литературе и искусстве рубежа веков вряд ли возможно без учёта важнейших явлений в смежных искусствах. Важную роль в русской культуре рубежа веков сыграла группа художников «Мир искусства». Возникшее в 1898 году, она с самого ...
... , - Я не хочу с него свернуть. Не заклинаю духа злого, И, как молитву наизусть, Твержу все те ж четыре слова: "Какой простор! Какая грусть! " Ф. Сологуб Калейдоскоп поэтических школ. К концу первого десятилетия XX века символизм кончался. Уже мелькали первые зарницы футуризма. Эпоха была мрачной. Горели помещичьи усадьбы. Пухли люди от голода. Капитал готовил войну. Россия ...
... же за мной… За моей спиной Умер поэт в 1967. III. Заключение. Судьбы поэтов складывались по-разному. Голоса некоторых из них еще долгое время слышались на Родине и зарубежом, но серебряный век подходил к концу. И куда девались все распри перед лицо народной трагедии! После смерти Александра Блока и расстрела Николая Гумилева 24 августа Максимильян Волошин пишет потрясающее стихотворение – ...
... , созданным Хлебниковым, в нем были и другие элементы. Более подходящие под понятие “футуризм”, роднящие русский футуризм с его западным собратом. 1.4. Эго-футуризм – детище Игоря Васильевича Северянина. Прежде чем говорить об этом течении, необходимо выделить в особую группу еще одну разновидность русского футуризма – “Эго-футуристов”, выступавших в Петербурге несколько раньше московских ...
0 комментариев