Основные черты герменевтики Х.-Г. Гадамера

6. Основные черты герменевтики Х.-Г. Гадамера

Большое влияние на современную западную философию оказали идеи Х.-Г. Гадамера, который критически осмыслил предшествующую герменевтическую традицию, выявил в ней основные направления и предложил собственный подход. С точки зрения Гадамера, Шлейермахер и Гегель представляют две линии, тесно связанные друг с другом, но противоположные по направленности теоретических установок. Если Шлейермахер стремился создать герменевтику как универсальную дисциплину, насколько возможно «приблизить» ее к философии, то для философской системы Гегеля основная герменевтическая задача оказалась частным случаем. Гегель почувствовал действительно философский аспект герменевтики в ее связи с современностью: только диалектика истории и современности может быть основанием герменевтического метода.

Герменевтический круг понимания и отсутствие начала в нем. Систематическое изложение, вроде бы, всегда должно иметь вполне закономерные, легитимные начало и конец. Однако в случае с гадамеровской философией данное правило «работает» плохо. По Гадамеру, герменевтика не знает проблемы начала: «ведь конец и определяет начало, как начало конец» [2, С. 546].

Это обстоятельство восходит к приверженности Гадамера, подобно всякому герменевтику, к идее герменевтического круга. «…Процесс понимания постоянно переходит от целого к части и обратно к целому. Задача состоит в том, чтобы концентрическими кругами расширять единство понятого смысла» [2, С. 345]. «Тот, кто хочет понять текст, постоянно осуществляет набрасывание смысла. Как только в тексте начинает проясняться какой-то смысл, он делает предварительный набросок смысла всего текста в целом. Но и этот первый смысл проясняется в свою очередь лишь потому, что мы с самого начала читаем текст, ожидая найти в нем тот или иной определенный смысл» [2, С. 318].

В круге, как известно, нет начала. Гадамеровское «с самого начала» имеет временной смысл, смысл исходного состояния процесса понимания. Это надо понимать так, что на любой стадии герменевтического процесса без какой-либо очевидной субординации даны все моменты указанного процесса: предпонимание, ожидание смысла текста, понимание, интерпретация, язык и т.д. Каждый из этих моментов имеет историческое измерение. Они похожи на людей: изменяясь, остаются сами собой. Но в отличие от людей компоненты герменевтического опыта не рождаются и не умирают, их набор всегда один и тот же.

Из сказанного следует, что за последовательностью гадамеровских философем не всегда скрывается такая же их логическая связь. У Гадамера линейность текста лишь в том случае указывает на линейность философских категорий, когда имеется в виду последовательность их временных срезов. В противном случае линейность текста может выражать произвол его автора.

То, что Гадамер – приверженец циклического нарастания понимания, подчеркивалось несчетное число раз, в том числе и им самим, но при этом, как правило, забывали о другом, а именно, о зигзагообразном отображении между не только частью и целым, но и между любыми двумя частями в рамках целого. У Гадамера есть большое «туда-сюда» (часть-целое) и масса маленьких «туда-сюда» (часть-часть). Это также надо иметь в виду.

Итак, герменевтик никогда не вступает в герменевтический круг и никогда его не покидает. Приходится отметить, что для обозначения герменевтического целого Гадамер не изобрел запоминающегося термина. Он называет его по-разному: и просто пониманием, и пониманием текста, и герменевтическим опытом, и даже «мир и Я». При этом термины «понимание», «понимание текста» и «герменевтический опыт» могут использоваться также для обозначения не герменевтического целого, а его определенной частной структуры (понимание как озарение, опыт как достижение опытности).

Исходный исторический план понимания текста Гадамер чаще всего представляет как предпонимание, вырастающее из обращенности к делу, к фактам в ожидании совершенства смысла [2, С. 318, 337, 349, 386]. Здесь предпонимание – это обозначение не предмнений или предварительных суждений герменевтика, субъекта понимания, а понимание на его начальной стадии. Сущностные моменты у предпонимания такие же, что у понимания, но каждый из них не развит в должной степени. На стороне интерпретатора предпонимание выступает как предмнение, предрассуждение, предрассудок, которые вовлечены в игру понимания и находятся на очной ставке с фактами, текстами.

К издержкам субъективизма относит Гадамер поспешное бегство от предпонимания как единства интерпретатора и текста к предмнениям последнего. Произвольность предмнений преодолевается в их причастности к подлинному герменевтическому делу.

Предпонимание – это предание, традиция. В предании и традиции нам дано прошлое, мы его постоянно актуализируем и в принципе не можем быть свободными от него. «…Мы всегда находимся внутри предания» [2, С. 335]. Наивно делать вид, что можно отказаться от старого, история вынуждает нас соединять его с новым. Неуместны как критика традиции, так и ее романтическое воспевание, она должна пониматься в контексте герменевтического целого [2, С. 334–336].

Что значит понимать? Это значит «прежде всего понять само дело и лишь во вторую очередь – выделить и понять чужое мнение в качестве такового» [2, С. 349]. «Понимание начинается с того, что нечто к нам обращается. Таково первейшее герменевтическое условие» [2, С. 354].

Нечто – это текст, все, совсем не обязательно фигурирующее непосредственно в языковой форме (например, изделия или даже явления природы), что может быть понято [2, С. 470]. Человек вынужден действовать, заставить текст заговорить [2, C. 443]. Но здесь выясняется одна прелюбопытнейшая особенность. Вроде бы во взаимодействии с текстом инициатива явно на стороне интерпретатора, именно он ставит вопросы. Однако в деле нет места самонадеянности человека, он вынужден приспосабливаться к ситуации, подбирать вопросы, слова, действия, прислушиваться не к себе, а к тексту. В вопросах человека слышится влияние и человека и текста. «Скорее тот, кто стремится понять текст, готов его выслушать и позволяет ему говорить» [2, С. 321].

«Понять означает прежде всего понять само дело» [2, С. 349]. Дело – это единство, реализующееся во взаимодействии текста и интерпретатора. Герменевтический интерес направлен в первую очередь не на мнения людей, а на тексты (факты), их непотаенность (истину). Герменевтик налаживает деяние, дело, а вместе с ним и субъективность человека.

Как видим, между текстом и интерпретатором существует координация. А что же с субординацией? Здесь нет однозначности, человек активен, но вынужден приспосабливаться. Субординация есть, но она переходит с текста на человека, с человека на текст.

Мы всегда находимся в некоторой исторической предданности или, другими словами, в герменевтической ситуации. Задача герменевтика – прояснить ее. Достичь успеха в этом отношении означает раздвинуть горизонты понимания. «Горизонт – поле зрения, охватывающее и обнимающее все то, что может быть увидено из какого-либо пункта» [2, С. 358]. Горизонты смещаются, ибо изменяются герменевтические ситуации. Понимание выступает как слияние горизонтов [2, С. 362].

Интерпретатор, находясь в актуальном горизонте, постоянно пробрасывает себя вперед, тем самым он расширяет свой горизонт и создает условие для понимания. Понимание наступает тогда, когда происходит расширение и встреча горизонтов. Нет слияния горизонтов, нет и понимания. До тех пор, пока мой горизонт не достиг предмета моего интереса, текста, прошлого, другого человека, я не понимаю. Понимание не есть перенесение себя в чуждую субъективность – это невозможно. Понимание есть расширение своего горизонта и обозрение другого нечто в правильных пропорциях [2, С. 361].

Постановка вопросов расширяет горизонт интерпретатора. Текст воспринимается как ряд ответов на вопросы, согласованность вопросов и ответов на них и есть понимание. Можно выразиться по-другому: ранее непонимаемое попало внутрь моего горизонта. Далекое стало близким. Всякое познание имеет исторический характер, ибо такова жизнь горизонтов. Подлинное понимание не является мгновенным, оно требует исторической дистанции. Слияние горизонтов происходит в языке [2, С. 443].

Понимание есть действие, состоящее в том, что, находясь в герменевтической ситуации, интерпретатор тут же использует каждую порцию добытого им смысла. Понимание есть род действия [2, С. 393, 403]. В силу этого недопустимо сводить понимание к рефлексии и мышлению. Понимание действенно по самому своему существу. Герменевтика не признает чистое, не связанное с применением смысла знание.

Анализ действенности понимания открывает Гадамеру доступы к моральной проблематике. Находясь в той или иной ситуации, человек вынужден действовать. Говорят, что человек действует либо в силу своей подготовки (например, в технике), либо используя свое всеобщее знание. Как в первом, так и во втором случае игнорируется основная герменевтическая проблема: надо понять конкретную ситуацию, увидеть, что в ней правильно, и действовать в соответствии с этим смыслом. Неправомерно руководствоваться ценностями, не добытыми в понимании. Цели не известны заранее, они осмысливаются в последовательных актах применения смысла. Так реализуется герменевтический опыт, поступь понимания. Человек становится опытным, моральным. Возникает согласованность с самим собой [2, C. 374, 409, 418].

В подлинном опыте человек сознает свою историчность, временность и конечность. Он всегда возможен не иначе как в контексте конкретной герменевтической ситуации. Понимание не только действенно, но и исторично.

Гадамер выделяет три типа опыта в соотношении «Я» и «Ты».

В первом опыте «Ты» выделяется на основании типичного, общего знания. «Я» предпочитает себя, а «Ты» просто-напросто берется в расчет – в качестве средства. «С моральной точки зрения такое отношение к «Ты» означает чистейший эгоизм и противоречит моральному назначению человека» [2, С. 422].

Во втором опыте «Ты» признается личностью, но лишь в соотнесенности с «Я». «Я» стремится переиграть «Ты». За взаимное признание приходится бороться [2, С. 423].

В третьем опыте «Ты» предоставляется максимальная самостоятельность. Взаимосвязанность двух людей всегда означает открытость друг другу и способность слышать собеседника, партнера по диалогу. Только при этих условиях существуют подлинные человеческие отношения [2, С. 425], а значит, и подлинная мораль. Отношения между людьми имеют свои основания не в знании, а в готовности к герменевтическому опыту, что в свою очередь предполагает открытость навстречу друг другу и установку на прислушивание к другому, к «Ты».

Для Гадамера важно показать, каковы условия диалога. Эти условия обеспечивают саму реальность герменевтического опыта, они не извлекаются из него, а предпосланы ему. На философском языке это означает их трансцендентальность.

К трансцендентальным условиям герменевтического опыта наряду с открытостью принадлежит структура вопроса. Без вопрошания открытость нереализуема. Открытость обладает структурой вопроса. Предмет нашего интереса мы не описываем, а опрашиваем. Вопрос реализует заложенный в нем смысл в своей направленности на опрашиваемое. Появление вопроса выводит бытие опрашиваемого в открытое. Вопрос не обладает бесконечной силой, ему присущ определенный горизонт. Решение вопроса есть путь к знанию [2, С. 426, 427, 429].

Мы можем задать пустой вопрос, на него не последует ответа, смыслокоммуникация не наступит. Выходит, что в предвосхищении смысла нам приходится изначально прислушаться к опрашиваемому, отвергающему наши предмнения. «Поэтому и о вопросе можно сказать в большей мере, что он нас настигает, а не мы его ставим» [2, С. 431]. Вопрос предшествует ответу, задает возможности его смысла. Вопрос имеет первенство над ответом.

«Кто хочет мыслить, должен спрашивать» [2, С. 441]. В этом смысле недостаточно лишь ставить проблемы. Проблемы – это продукт изолирующегося от герменевтического опыта разума. В проблемах нет подлинного предвосхищения смысла, отсутствует избирательная направленность на него. Логика проблем герменевтически намного беднее логики вопросов и ответов. Именно логика вопросов и ответов – ключ к истолкованию [2, С. 443].

«Истолкование, как разговор, есть круг, замыкаемый в диалектике вопроса и ответа» [2, С. 452]. Истолкование, или интерпретация, не есть чистое мероприятие нашего сознания, оно требует согласования, смыслокоммуникации с опрашиваемым. Успех истолкования выступает как слияние горизонтов, имеющегося и вновь приобретаемого. «…происходящее в понимании слияние горизонтов осуществляется самим языком» [2, С. 443].

Понимание есть дело, мышление (как порождение вопроса в сознании), диалектика (как взаимосвязанность вопросов и ответов), но его окончательной инстанцией оказывается слово (verbum). А это как раз и означает вербальность понимания. Герменевтику часто определяют как понимание в языке, что верно лишь отчасти. Понимание намного многостороннее языка как медиума слов. Но вместе с тем все невербальные формы понимания замыкаются на язык.

Открывающееся проявляется непременно в слове. Гадамер называет это чудом, имея в виду «язык, на котором говорят вещи, – какого бы рода ни были эти вещи в каждом данном случае…» [2, С. 550]. Слово выражает саму вещь.

У Гадамера вещи не заговаривают лишь потому, что они не обладают умением говорить. В своем молчании вещи, однако, определяют строй языка, той среды, в которой человек живет.

Но что такое слово, этот основной конституент языка? Гадамеру очевидно, что открывающееся должно каким-то образом сохранить себя в слове. Однако неочевидно, каким именно образом происходит сохранение. Слово не произвольно и условно подобно знаку. «Слово – это не просто знак. В каком-то трудно постижимом смысле оно все же есть нечто вроде отображения» [2, С. 484]. В языке выражаются дела и обстоятельства [2, С. 515].

Гадамер видел в слове и языке какую-то таинственность, чудо, неясность. Иначе говоря, в понимании природы слова он встретился с большими трудностями. Слово не совпадает ни с вещью, ни с интерпретатором, как бы последний не понимался; вместе с тем слово фиксирует единство того и другого. Слово – это не знак (знак в отличие от него максимально условен), не образ (образ больше похож на вещь, чем слово). Значит, слово есть нечто промежуточное между знаком и образом. Понимание слова как символа соответствует смыслосодержанию гадамеровской философии. Слово не более загадочно, чем любой символ.

В языке находит свое окончательное завершение понимание, в том числе истолкование и мышление. Как обычно, Гадамер стремится чисто субъективные моменты понимания сдвинуть на периферию герменевтического опыта. Не в речи, говорении, где много субъективного, а в письме получает язык свое полное герменевтическое значение и самостоятельность [2, С. 453–455]. Мышление есть экспликация слова [2, С. 497]. И в словах же мы обнаруживаем их понятийность, выражение общности [2, С. 498].

Для Гадамера язык точно так же, как предпонимание, открытость, есть предпосылка герменевтики. Язык – трансцендентальное условие герменевтического опыта. В качестве такового он бессознателен [2, С. 471].

Свою книгу «Истина и метод» Гадамер заключает рассуждениями о преимуществе прекрасного (красоты), обосновывая тем самым преимущество эстетического перед этическим. Прекрасное он сравнивает с благом. «Безусловно, отличительная черта прекрасного по сравнению с благом-то, что оно являет себя из себя самого, делает себя непосредственно очевидным в своем бытии» [2, С. 556]. Прекрасное в самом себе несет свою ясность и блеск, оно скорее может быть уловлено, чем благо. «…Прекрасное – это вообще способ явления благого, сущего, каким оно должно быть» [2, С. 557]. В прекрасном дано сущее и его открытость (истина). Прекрасное – прежде всего соразмерность и симметрия, а не продукт изолированного сознания. Там, где торжествует праздник прекрасного, даны и благое и истинное, и этическое и логическое. Прекрасное – венец понимания, центр единства человека с вещами и человека с человеком [2, С. 553]. Для Гадамера прекрасное – в первую очередь не радость чувства и не недоумение, вызываемое по случаю искусствами, а полнота понимания, достигнутая в герменевтическом опыте. Прекрасное от дела не изолировано, оно является его собственным бытием. Так, понятое прекрасное есть истина.

Библиографический список

1.  Гадамер, Х.-Г. Актуальность прекрасного [Текст] / Х.-Г. Гадамер. – М., 2010

2.  Гадамер, Х – .Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики [Текст] / Х.-Г. Гадамер. – М., 2008.

3.  Дильтей, В. Сущность философии [Текст] / В. Дильтей. – М., 2010.

4.  Дильтей, В. Категории жизни [Текст] / В. Дильтей. – Вопросы философии. – 2008. – №10.

5.  Дильтей, В. Введение в науки о духе [Текст] / В. Дильтей // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX века. Трактаты, статьи, эссе. – М., 2009.

6.  История современной зарубежной философии: компаративистский подход [Текст]. – СПб., 2010.

7.  Канке, В.А. Основные философские направления и концепции науки. Итоги ХХ столетия [Текст] / В.А. Канке. – М., 2009.

8.  Кохановский, В.П. Герменевтика и диалектика [Текст] / В.П. Кохановский. – Ростов н/Д, 2007.

9.  Кузнецов, В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание [Текст] / В.Г. Кузнецов. – М., 2008.

10.  Кузнецов, В.Г. Гносеологическая функция герменевтического понимания [Текст] / В.Г. Кузнецов, А.П. Алексеев // Познание и язык. – М., 2009.

11.  Мареев, С.Н. Философия XX века (истоки и итоги) [Текст]: учеб. пособие / С.Н. Мареев, Е.В. Мареева, В.Г. Арсланов. – М., 2010.

12.  Переписка Вильгельма Дильтея с Эдмундом Гуссерлем [Текст] // Вопросы философии. – 2008 – №10.

13.  Подорога, В.А. Метафизика ландшафта. Коммуникативные стратегии в философской культуре 19–20 вв. [Текст] / В.А. Подорога. – М., 2009.

14.  Потебня, А.А. Эстетика и поэтика [Текст] / А.А. Потебня. – М., 2010.

15.  Рорти, Р. Философия и зеркало [Текст] / Р. Рорти. – Новосибирск, 2007.

16.  Современная философия [Текст]: Словарь и хрестоматия. – Ростов н/Д, 2007.

17.  Уэбстер, Ф. Теории информационного общества [Текст] / Ф. Уэбстер. – М., 2008.

18.  Хайдеггер, М. Работы и размышления разных лет [Текст] / М. Хайдеггер. – М., 2010.

19.  Шлейермахер, Ф. Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи [Текст] / Ф. Шлейермахер. – М., 2010.